Майт Метсанурк - На реке Юмере

— Старейшина не будет советоваться с каждым болтуном, когда впереди военный поход.

— И чего вы грызетесь! — попытался урезонить их Ассо и кинул суровый взгляд на Рахи.

— Я немало странствовал и повидал на своем веку многих старейшин. Ты, Ассо, вероятно, тоже, — стоя спиной к Велло, надменно пояснил Рахи. — Знаем, каким должен быть старейшина, как ему держаться, как ступить, как говорить и вершить суд. У старейшины должна быть и осанка старейшины. Но что знает обо всем этом какой-то мальчишка...

Выпалив это, Рахи пошел прочь, откинув назад голову и выпятив грудь.

Ассо неодобрительно покачал головой, озабочен­но прищурил глаза и беспомощно произнес:

— Приходит как гость... Не закроешь же перед ним ворота.

— Ведь тебе, как и всем нам, известно, что живет он с награбленного добра, да еще и раздаривает его. Что он... Да что говорить!

— Мало ли что известно. А ты попробуй накажи его за это.

Велло не знал, что ответить, однако возбуждение, охватившее его, было так велико, что промолчать он не смог и с укоризной сказал:

— Он как будто намерен стать твоим зятем.

— Возможно, — ответил Ассо таким голосом, в котором ясно слышалось: оставим этот разговор!

Они отправились домой вместе. Некоторое время оба молчали. Затем Ассо спросил, скорее из веж­ливости, чем из любопытства:

— А как подвигается работа в других местах?

Велло почувствовал облегчение оттого, что не нужно обсуждать случившееся, и охотно стал рас­сказывать о пожоге в других селениях.

Подойдя ко двору снизу, со стороны полей, они увидели Рахи — он стоял у дома и разговаривал с Лемби. Велло почувствовал, что не в силах сдержи­ваться: сегодня один из них должен навсегда от­ступить. Но Рахи, протянув девушке руку, повер­нулся и пошел — его шапка с блестящим ободком была сдвинута на затылок, рука лежала на рукоятке меча.

Лемби подошла к мужчинам, она даже не пыта­лась приветливым обращением загладить то, что произошло. Видно, нет у нее никаких чувств к этому страшилищу, иначе ей было бы стыдно, поду­мал Велло. Пора, пожалуй, поговорить о сватовстве и сказать, чтоб Рахи и близко к воротам не подпус­кали.

Лемби надо было идти по хозяйству, да и у Ассо к вечеру накопилось немало дел; не следовало их задерживать. К тому же не подобало сейчас гово­рить о таком важном деле: и отец, и дочь были пе­репачканы сажей и копотью, и им, прежде чем идти в комнату, надо было хорошенько помыться. Да и приличествует ли старейшине Мягисте, хоть у него всего-навсего семь небольших селений, заво­дить разговор о женитьбе, стоя перед хлевом, где взад-вперед снуют служанки, слуги и пастухи.

Так и ушел он на этот раз. Из памяти его еще не изгладилась недавняя перебранка с Рахи. Но одно Велло знал теперь твердо: если этот человек еще раз покажет когти — заговорит меч.

Проходя мимо двора Рыжеголового, Велло услы­шал в кустах мужской смех. Навстречу выбежали псы, но один из слуг (конечно, подученный хозяи­ном) отозвал их, сказав:

— Молчать, неразумные! Еще напугаете старей­шину! Не осмелится больше ходить здесь.

Пока длились весенние работы, Велло не мог уделять много времени Лейни. Иначе он заметил бы, что сестра чуть ли не каждый день ходит к хро­мой Рийте, а если и остается дома, то часто стоит за воротами и глядит на восток, туда, где проселок сливается с большой дорогой, идущей из Риги в Сакалу и даже еще дальше. Если же случалось, что в гости приходила Рийта, они стояли у дороги вдвоем и подолгу глядели на восток.

Они ждали патера, тот обещал прийти весной, когда просохнут дороги. Устав от ожидания, они усаживались во дворе с какой-нибудь работой в ру­ках, их губы шевелились, беззвучно повторяя ко­роткие молитвы, которым патер в прошлом году обучил хромую.

В своем воображении они создали себе иной мир и пребывали в нем. Молитвы помогали им отгонять от себя все постороннее и преграждали остальным вход в этот мир. Все, что происходило за пределами их мира, было им чуждо и неинтересно, не волно­вало их, оставляло равнодушными и даже отпуги­вало. Вечерами во дворах галдели слуги и служанки; позже, закончив все дела по хозяйству, они пели и смеялись в лесу. Рийта и Лейни старались не слы­шать этого, усердно повторяя слова молитвы.

Велло видел, как неторопливо, опустив глаза в землю, двигалась его скорбная сестра, замечая лишь то, чего нельзя было не заметить. Рот она раскры­вала только в случае крайней необходимости, на иные же вопросы вообще не отвечала, словно и не слышала их.

Велло считал это недугом, порожденным глубо­кой печалью. Он еще надеялся, что со временем, когда забудутся страшные события той зимней ночи, все пройдет. Он не стал перечить, услышав, что Лейни с помощью верной служанки Марьи начала строить в лесной глуши, рядом с шалашом Рийты, лачугу и для себя. Там, в одиночестве, она, воз­можно, оправится от своих горестей, думал он. Не­легко забыть единственного ребенка, погибшего к тому же такой страшной смертью. Нелегко забыть несчастливый брак и оскорбления посторонней жен­щины! Нелегко забыть все это дочери старейшины Мягисте!

Ночью, когда огонь на пожогах уже почти угас и лишь кое-где дымились головни, когда начал накра­пывать мелкий дождик, а кроны деревьев закача­лись под порывами сильного ветра, Велло позвал са­мых надежных из своих слуг — Оття и Кахро — в вместе с ними перенес захваченное у Кямби железо, серебро, бронзу, золото и оружие на свое поле; на склоне песчаного холма, неподалеку от большого камня, они зарыли это добро глубоко в землю. Пока мужчины переносили имущество и рыли яму, Малле и Вайке стояли на страже, следя за тем, чтобы никто неожиданно не помешал им.

Спустя несколько дней, сидя вдвоем с Велло у стены дома и греясь на солнце, Лейни сказала брату:

— Пожалуй, самое лучшее для тебя и для всего народа Мягисте — принять веру рыцарей и позво­лить окрестить себя.

— Самое лучшее? — раздраженно воскликнул Велло.

— Тогда бы они не пошли на нас войной, да и латгалам не разрешили бы, — продолжала сестра.

— Кто тебе сказал это? Откуда ты взяла?..

— Так говорят...

— Возможно, и говорят, но ты...

— В прошлом году Рийте сказал об этом патер. Он говорил, что тогда у нас всегда будет покой.

— Так вот кто!.. Нет, сестра, не верь в этот покой и не желай его. Этот покой подобен смерти. Сейчас нас грабят раз в десять лет, да и мы не остаемся в долгу. А примем их веру и станем рабами грабителей — телом и душой. Ты, верно, слышала, какая участь постигла ливов?

— После крещения они не раз восставали против рыцарей и смывали с себя крестильную воду. Поэтому-то их так сурово и покарали.

— Восставали, когда стало невтерпеж. Но было уже поздно, — вздохнув, сказал Велло. — И хуже всего то, — добавил он, — что иные наши люди ждут от черноризников и рыцарей чего-то хоро­шего. Но и у тех и у других под одеянием душа хищника. Один поддерживает другого.