Майт Метсанурк - На реке Юмере

В один из дней, когда солнце стояло уже выше леса и заглядывало во двор, Велло и Отть на двух санях, запряженных лучшими лошадьми, в сопро­вождении хорошо вооруженных слуг, отправились через Салаци, через дремучие леса Метсеполе пря­миком в Летегоре. Велло приехал туда под видом купца; Отть, знавший язык ливов, чувствовал себя там как дома. Вскоре они всё разведали — ливы не таились. Оказалось, что Каупо сидит с рыцарями за одним столом, ходит в церковь, преклоняет колени перед патерами и следит за тем, чтобы крещеные не смыли с головы крестильную воду. Церковь же требует от народа десятину, да и другое по сво­ему усмотрению — то рыбу, то дичь; а придет при­каз — будь то летом или зимой — и все мужчины до единого должны будут пойти войной на язычни­ков, отдать свою жизнь за святую деву и ее сына, зачатого от святого духа! "Вы еще не порабощены, так почему же не ударите по врагу оттуда, из-за Салаци?! — спрашивали у Велло и Оття. — Для кого, как не для патеров и рыцарей, копите вы добро?! Скажите наконец своим старейшинам: еще не поздно; валы, окружающие Вынну и Ригу, еще не высоки! Скоро ливов заставят насыпать такие высо­ченные валы, что только птица сможет перелететь через них! Пусть эстонцы зажгут огни на берегу озера Асти, тогда и ливы нажмут на Торейду и Кубесе, топорами раскроят тамошним рыцарям их же­лезные шлемы и помогут своим людям смыть с себя крестильную воду! Тогда можно будет сообща пойти за Вяйну!"

Велло и Отть пообещали рассказать обо всем этом дома и — когда настанет срок — послать ливам весть.

Они узнали, что так же настроены ливы и по ту сторону залива, что и там люди готовы идти Ригу, лишь бы кто-нибудь затрубил в рог.

Но особенно воинственно настроены курши. Многие, очень многие из них, оказывается, приходили сюда разузнать, не согласятся ли ливы, как только спадет весенняя вода, отправиться к устью Вяйны и там одновременно с нескольких сторон забросить невод. Чтобы ни одна рыба не ушла в море!

Всячески проверив, можно ли доверять этим людям, заставив их в конце концов положить руку на меч и поклясться, что они не таят никаких ковар­ных замыслов, Отть и Велло попросили отвести их к бывшему старейшине ливов, который жил теперь в бедности, словно раб. Они проговорили до пол­ночи и дали друг другу обещание: весной, в одно и то же время, снять со стены мечи. Договорились отправить гонцов к куршам, а затем дальше за Вяйну к другим народам, до самого Полоцка. Но когда бывший старейшина Летегоре потребовал, чтобы эстонцы первыми затрубили в рог, старей­шина Мягисте не согласился: он не знал, сможет ли собрать многим больше сотни людей. Пусть начнут ливы либо курши, а уж эстонцы не подведут, явятся и никакой работы не побоятся!

Хоть в самом Мягисте и не затрубят в рог — каж­дый здесь услышит призывный звук и тотчас же вскочит на коня, взяв копье в правую и щит в левую руку и заткнув за пояс меч и боевой то­пор.

Велло не хотел сам отправляться в Лехолу, опа­саясь, что старейшина ответит ему: "Обождем еще немного, подготовимся как следует и пойдем тогда вместе; соберем всех мужчин от Соболица до Соонтаганы, от Отепя до Рявалы, попросим подмоги у других земель. Не к чему нам повторять историю под Бевериной!"

Так, вероятно, сказал бы Лембиту. Разумеется, его можно было бы сразу обрезать, весьма веско возразив: "А что, если за десять лет не удастся объ­единить все мааконды под одним началом? Если не удастся в одно и то же время получить помощь извне? Если с юга то в Уганди, то в Сакалу снова и снова будет приходить враг грабить и убивать? Если угонят скот, который успел подрасти, и жере­бят? Если уведут в плен девчонок, успевших пре­вратиться в девушек, и мальчишек, вытянувшихся настолько, что их можно сделать рабами?! Пока там, за лесами Сакалы, вдали от опасностей, будут то­чить мечи и до блеска начищать щиты, кровожад­ный враг не раз побывает в Мягисте!"

Велло приказал Оттю так и передать Лембиту, если, конечно, будет в том нужда, и добавить от себя все, что он посчитает необходимым.

Старейшина как раз снаряжал Оття в Лехолу, когда с юга на санях приехал купец с двумя хорошо вооруженными слугами. Он был весел и словоохот­лив, не знал толком ни рода своего, ни племени, еле- еле объяснялся на языке ливов, но все же пытался сказать старейшине что-нибудь лестное, шутил со служанками.

Отть посоветовал Велло как следует угостить купца, и если тот из Риги или из какого-нибудь дру­гого рыцарского города, не скупиться на мед. По­ездку Оття отложили.

Отдав распоряжение позаботиться о слугах, ста­рейшина повел купца в дом и усадил на лавку. Малле он велел запечь дичь пожирнее и сразу же нести мед, а сам стал расспрашивать гостя про дорогу, погоду, про товары, ярмарки и цены на зерно в Риге.

Гость отвечал пространно и охотно, но ясно было, что он умеет вовремя придержать язык. Он похва­ливал рыцарей, патеров, восхищался мощью укреп­лений на Вяйне.

К ужину явился и Отть. Он сел рядом с веселым краснощеким толстяком и, подмигнув, дал понять своему хозяину: эта рыба стоящая, насади на крю­чок приманку получше.

Велло распорядился принести маленький бочонок вина, который он когда-то выменял у одного псков­ского купца за десять шкурок норки и держал на тот случай, если в гости вдруг явится какой-нибудь важный сакалаский старейшина — Мээме, Воотеле, Манивальд или сам Лембиту.

Уплетая печеную тетерку, прихлебывая красный сок и слушая, как Отть произносит некоторые слова по-немецки, гость таял. Из глаз у него текли слезы радости, а с подбородка — жир; он обнимал Оття, превозносил старейшину, расхваливал народ Мягисте, а когда Малле принесла ягоды, достал из-за пазухи бронзовый браслет и пода­рил ей.

Отть перевел разговор на Ригу и рыцарей и даже довольно лестно отозвался о христианской вере и о епископе.

Тут гость сделал таинственное лицо и, понизив голос, сказал:

— Дела рыцарей и христианской веры, — а они связаны друг с другом, они вместе, как меч и нож­ны, — весьма и весьма плохи. Рыцарю не сидится на месте: явится весной с совестью, отягощенной убийствами и грабежами, и думает, как бы искупить их. Вот и убьет за лето несколько язычников; под­вернется молодая женщина, изнасилует ее прежде, чем прикончить, и получит за это богоугодное дело от папской церкви прощение всем своим грехам. Теперь он чист, как ангел, и может отправляться на родину. А надумает — так опять начнет все сначала. Осенью рыцари покидают крепости на Вяйне: редко, когда увидишь там сверкающий шлем или красный крест на белом плаще. Нынче дела об­стояли так плохо, что епископ всю зиму продрожал, прося у бога защиты.

Тут гость сделал особенно таинственное лицо, по­глядел вокруг и шепотом добавил: