Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Свои приключения и счастливое избавление Черчилль описал в газете «Морнинг пост» (умолчав, разумеется, о спасителе-англичанине). Публикация принесла автору огромный политический капитал.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло! — резюмировала Вера Николаевна, с интересом слушавшая этот рассказ.

— Жаль, что я не пишу в историческом жанре. Иначе непременно написал бы три толстенных тома, — улыбнулся Бунин.

В дневнике Бунина появлялись новые записи:

«Не запомню такой тупой, тяжкой, гадливой тоски, которая меня давит весь день. Вспомнилась весна 19-го года, Одесса, большевики — очень похоже на то, что тогда давило…

Страшные бои русских и немцев. Минск еще держится. Желтоватая, уже светящаяся половина молодого месяца. Да, опять „Окаянные дни“!»

С утра довольно мутно и прохладный ветерок. Сейчас — одиннадцатый час — идет на погоду. И опять, опять, на каждое утро, ожидание почты. И за всем в душе тайная боль — ожидание неприятностей. Изумительно! Чуть не тридцать лет (за исключением десяти, сравнительно спокойных в этом смысле) живешь в ожидании — и всегда в поражении своих надежд!

Пришла газета. Немцы: „сотни тысяч трупов красных на полях сражений…“ Русские: „тысячи трупов немцев на полях сражений…“

„Блажен, кто посетил сей мир“. На мою долю этого блаженства выпало немножко много! J’en ai assez! [10] С меня довольно! (фр.)

Взят Витебск. Больно… Как взяли Витебск? В каком виде? Ничего не знаем! Все сообщения с обеих сторон (немцев и французов. — В. Л .) довольно лживы, хвастливы, русские даются нам в извращенном и сокращенном виде.

Магда и Галя были на „Казбеке“. Генерал Свечин говорил, что многие из Общевоинского союза предложили себя на службу в оккупированные немцами места в России. Народу — полно. Страстные аплодисменты при словах о гибели большевиков».

Грустно покачал головой:

— Я еще в «Окаянных днях» писал: из нас, русских, как из дерева — и дубина, и икона. Разные русские бывают — и герои, и предатели…

Из всех развлечений Бунину остались поездки в Ниццу и реже в Канны. В Ницце он обычно шел на кладбище и клал несколько цветочков под монумент на могиле Герцена, в котором ценил острый ум и великий талант публициста.

Бывал в местной русской библиотеке, где брал книги, а однажды раздобыл совершеннейшую редкость — карту СССР. Вскоре эта карта красовалась в «Жаннет» внизу, в столовой. Бунин старательно передвигал на ней красные флажки, изображавшие линию фронта.

Порой прибывал домой с фашистским изданием — «Новым словом», ибо других русских газет не было. Однажды привез тощую книжицу, купленную за смехотворную цену — пять франков. Вечером после чая, по заведенному обычаю, устроили «громкую читку». Бунин веселился:

— Нам пора устроить — как это у большевиков называется? — «красный уголок». Карта висит, книги вслух читаем и обсуждаем…

Бахрах подхватил:

— Нет пока портрета Сталина, но это дело поправимо. Леня нарисует, у него цветные карандаши есть!

Все рассмеялись, а Вера Николаевна обратилась к мужу:

— Что за книжечку, Ян, ты привез?

— Чудо чудное, а не книжечка! И название у нее — «Русские масоны в эмиграции». Только что напечатана в Париже, типографской краской еще пахнет.

— Кто автор? Может, Берберова? — заинтересовался Зуров. — Она, помнится, материалы по масонству собирает.

— И с немцами, говорят, дружбы не чурается, — дополнил Бахрах. — Иначе как можно нынче в Париже печататься?

Бунин вздохнул:

— Вы, к сожалению, правы. Я получил от Нины Николаевны письмецо. Пишет, что только теперь, «при немцах-освободителях», началась «настоящая жизнь». Зовет в Париж… [11] О приверженности Н. Берберовой к Гитлеру упоминает, к примеру, известный писатель и издатель Роман Гуль: «Во время оккупации Франции Гитлером Берберова осталась в Париже (и под Парижем), написала, в частности, стихотворение о Гитлере, в котором сравнивала его с „шекспировскими героями“… Из зоны оккупации г-жа Б. звала уехавших в свободную зону писателей Бунина, Адамовича, Руднева и др. вернуться под немцев потому, что „наконец-то свободно дышится“, и т. д. Жившее тогда у Буниных лицо пишет: „Помню, это письмо Берберовой Иван Алексеевич прочел вслух за обедом“» ( Гуль Р. Одвуконь. Нью-Йорк, 1973. С. 287). Лицо, о котором говорит Гуль, — это А. В. Бахрах. Об этом же есть дневниковая запись Я. Б. Полонского от 2 ноября 1942 г.: «Иван Алексеевич получил открытку Берберовой. Обхаживает его: „На Ваши книги набрасываются в Киеве“ (лжет, не сообразила: ведь не на что набрасываться — советских изданий почти нет, а те, что существуют, к продаже запрещены; а эмигрантских изданий тоже нет, да и не могут они по целому ряду причин продаваться там). И дальше: „Мы Вас любим, обожаем, — Бенуа и Шмелев уже заняли определенную позицию. Зайцев — еще нет“». «Целый ряд причин» — это категорический отказ Бунина сотрудничать с фашистами. Полонский добавляет: «Очень им, видно, нужен для престижа Бунин» (Время и мы. Нью-Йорк; Тель-Авив; Париж. 1980. № 80. С. 292).

— И что же вы ответили?

— Да ничего не ответил. На такие письма не отвечают, если их автор дама, а если мужчина, то оскорбляют физически. Нет, автором книги указан какой-то неведомый мне Александр Покровский. Впрочем, это, скорее всего, псевдоним.

— Возможно, той же Берберовой! — предположил Бахрах.

— Почитайте нам, Леня! — Бунин протянул Зурову книжку.

Зуров по давней любви к художественному чтению любил блистать в обществе. Вот и теперь, то понижая голос, то патетически возвышая, произносил:

— «С 1915 года русское масонство становится определенно революционным и явно заговорщицким. На первых ролях Гучков, Керенский, Некрасов, князь Львов и другие. Масоны энергично работали над планами дворцового переворота в различных вариациях. Переворот не удался, и масоны употребили все силы, чтобы использовать 1917 год. Это им удалось вполне. В 1917 году масонами было совершено самое крупное преступление: им удалось навязать стране масонское правительство, которое и привело Россию к гибели. Сейчас уже нельзя отрицать, что русским масонам принадлежит «честь» подготовки, избрания и назначения Временного правительства, все главнейшие деятели которого были масонскими столпами.

К масонским ложам принадлежали: Авксентьев, Бронштейн (Троцкий), Зиновьев (Апфельбаум), Раковский, Розенфельд (Каменев), Савинков, Свердлов, Собельсон (Радек), Ульянов (Ленин), Финкельштейн (Литвинов), Чайковский Н. В., Чернов и другие».

Никто не возразил, все молча согласились.

Бунин прервал:

— Леня, хватит! Слишком все это тяжело, ибо похоже на правду.

— Иван Алексеевич, пойдемте гулять! — позвал Бахрах.