Бямбын Ринчен - Заря над степью

Вошел послушник, чтобы опустить трубу и закрыть дымник.

— Супу! Чашку супу сейчас же! — прорычал казначей, собрав все силы, чтобы сдержать дрожь.

Комиссия по конфискации имущества феодалов работала над проверкой казны Ламын-гэгэна целую неделю. Она определила, что надлежит направить в центр, что сдать в отделению байка, что продать, что передать бедным аратам, а что — в музейный фонд.

Партийная, ревсомольская и профсоюзная организации хошуна терпеливо разъясняли аратам смысл постановления правительства о конфискации имущества феодалов.

Беднота получила овец из числа конфискованных у феодалов и начала объединяться в товарищества по совместному выпасу стад.

Но бедняки, которые всю жизнь пасли "вечные стада" Ламын-гэгэна, шли на собрания с робостью. Было среди них несколько старых пастухов-китайцев.

Председатель хошунной комиссии подробно объяснил на собрании, что комиссия решила из конфискованного у Ламын-гэгэна скота выделить бывшим пастухам до пятидесяти голов на каждую семью. Кроме того, решено из конфискованного имущества отпустить беднякам средства на приобретение сенокосилок, плугов, на одежду и обувь для тех, кто испытывает в них острую нужду.

— В постановлении правительства рекомендуется аратам-беднякам объединяться в товарищества или артели для совместного ведения хозяйства, — сказал в заключение председатель комиссии.

— А казначей потом не отберет у нас этот скот? — робко спросил пастух-китаец. — Я здесь человек чужой. Меня иначе как рабом и не зовут.

— Не бойся, Ли, мы тебя в обиду не дадим, — прогудел старый чабан Чамбай. — Теперь у нас народная власть. Все араты-бедняки друг другу родные. Чужие для нас только ростовщики да феодалы.

— Феодалы не могут отнять у вас этот скот, — поддержал его председатель комиссии. — Товарищ Чамбай правильно говорит: аратам чужие лишь купцы и феодалы — одним словом, эксплуататоры. Народная власть для того и отбирает у феодалов скот и все их богатства, чтобы они больше не могли наживаться за счет бедняков. У нас теперь все труженики имеют одинаковые права. И монголы и китайцы, и женщины и мужчины — все теперь равны.

— А не грешно ли это — пользоваться скотом святого гэгэна? Ламы ведь всегда говорили, что даже с собаки шерсть слезет, если она сожрет что-нибудь у ламы. Страшно все-таки, — робко проговорила старая швея. Она смутилась и закрыла лицо рукавом.

Чамбай медленно погладил свои седые усы.

— Чего ты испугалась? Шерсть теперь полезет не с нас, а с феодалов. Они, словно клещи, сосали пашу кровь. Сорок с лишним лет проработал я на Ламын-гэгэна. На двух гэгэнов спину гнул. Только при народной власти и распрямился. Не пугаться, а благодарить мы должны за то, что нам передают имущество богатеев. Сбросили наконец с нашей шеи всех захребетников, учат нас строить новую жизнь. В постановлении говорится, чтобы скот и другое имущество феодалов передать в первую очередь аратским товариществам. Вот я и предлагаю всем бывшим пастухам Ламын-гэгэна объединиться в артель. Мы всю свою жизнь пасли его стада вместе. Во время окота овец в степи согревали ягнят своим телом. Так почему же теперь, при нашей-то власти, мы не сможем пасти вместе свои стада, жить одной семьей? Я, старый батрак, удостоен великой чести — я член Народно-революционной партии, и я заявляю: я готов первым вступить в артель. Все свои силы я готов отдать, чтобы строить новую, счастливую жизнь. Кто согласен со мной?

— Я согласен! Я! Я!

Одна за другой поднимались загрубелые руки.

Тут же провели запись желающих вступить в артель. Потом было предложено выбрать председателя артели. Все руки поднялись за Чамбая. А чабана Ли избрали в члены правления. Словно жемчужины с порвавшейся нити, покатились по морщинистому лицу старого китайца слезы. Дрожащим голосом он сказал:

— Товарищи мои! Большое вам спасибо за доверие, но я не смогу работать на таком высоком посту. Я ведь неграмотный!

— Все мы, батраки, плохие грамотеи. Вместе, Ли-гуай, учиться будем! — послышались ободряющие голоса.

Председатель хошунной комиссии зачитал постановление о передаче в артель скота, юрт, домов и других построек, а также об ассигновании денежных средств для приобретения плугов, косилок и другого сельскохозяйственного инвентаря.

— А ежели у кого нехватка в обуви и одежде, Чамбай пусть напишет, и вам выдадут все, что требуется, — закончил председатель комиссии свое выступление.

Слово ваял Чамбай.

— Я предлагаю послать письмо председателю Малого хурала Чойбалсану, поблагодарить его за отеческую заботу о нас, бедняках.

— Правильно, правильно! — раздались одобрительные голоса.

— Нам есть с кого пример брать. Это — Советская страна. Мы должны доказать, что можем хозяйствовать и без казначея, без феодалов. Господа насмехаются над нами, дескать, откуда у нищих опыт и умение, все равно без нас не обойдутся. Ан нет, обойдемся! Еще лучше справимся. Мы должны показать, на что способны свободные труженики, мы должны опровергнуть клевету черных и желтых феодалов, посмеяться над всеми их злобными измышлениями. Мы должны оправдать доверие партии и товарща Чойбалсана.

— Правильно, верно говоришь! Мы будем работать изо всех сил. И посмотрим еще, у кого лучше выйдет. Пусть правление пошлет письмо. И чтобы каждое слово в нем было от всей души! — кричали араты с мест.

— А не поехать ли нам вон через ту седловину, может, там ближе? — Бор взглянул на восходящее солнце и добавил: — Сегодня жаркий день будет.

— Пожалуй, — согласился председатель бага [170] Баг — административно-территориальная единица. старый Шарав. Они привстали на стременах и помчались к седло-вице стремя в стремя.

Хэрийн Бор три года работал санитаром под руководством Никиты, потом закончил в Улан-Баторе курсы младших медицинских работников. Из столицы старик вернулся в худон уже заправским фельдшером и теперь заведовал сомонным медицинским пунктом. Более того, он уже обучал своих помощников — санитаров и медсестер.

Несмотря на свой преклонный возраст, в какой бы час дня и ночи, в какую бы непогоду его ни позвали, он немедленно выезжал к больному.

— Советские врачи учили меня всегда быть готовым помочь больному. Болезнь не ждет. А может, человек уже при смерти? — отвечал Бор тем, кто удивлялся, как это он, старик, в ночь, в полночь, в жару и в пургу едет к больным.

Вот и сейчас старый фельдшер возвращался от больного. Сын председателя бага Шарава упал с коня и сломал ногу. Бор и раньше считался опытным костоправом и справлялся с самыми сложными переломами, а теперь и говорить нечего: любого хирурга может заменить. Искусно наложив гипс, он возвращался к себе на медицинский пункт.