Бямбын Ринчен - Заря над степью

Что мог возразить Джамба хитрому ламе? Ему ничего не оставалось, как согласиться. А вечером того же Дня, узнав, что вернулся Батбаяр, лама решил навестить и его, чтобы и там заработать на переписке пророчества.

Но старый Ватбаяр встретил его сурово:

— Если даже небо и зарыдает, как ты говоришь, оно будет рыдать не над одной моей головой. А если богдо-гэгэн в год Белой мыши будет молиться за всех, то ведь и я окажусь в числе этих "всех", ежели только доживу до той поры.

Видя, что Пагму напугала его дерзость, Батбаяр незаметно улыбнулся и, достав помятый хадак, сказал примирительно:

Для приношения размер даяния не важен, не так ли? Вот за то, что лама-гуай прочитал нам пророчество, я и дарю ему этот хадак. А переписать его я и сам сумею. Возьму у Джамбы и перепишу один раз ради благочестивого дела.

Лама поморщился, но делать было нечего. Взяв помятый хадак, он сердито спрятал его и вернулся в юрту Джамбы.

— А ты уверен, Иван-гуай, что эта прививка поможет? — спрашивал друга Батбаяр.

— И не сомневайся. Что я, враг тебе? Зачем бы я стал травить твой скот? Ты же знаешь, в нашем хошуне чума скот косит, а мои пять коров целы, ничего. Потому-то я и решил привезти к тебе фельдшера. Обязательно сделай прививки всей скотине. Плата невелика, — убеждал Иван Батбаяра.

— Ладно, как только скот вернется с пастбища, так и начнем, — согласился Батбаяр.

Бывший солдат Балдан, старушка Сурэн, да и все жители хошуна Лха-бээса согласились сделать своему скоту противочумную прививку. Отказался один Джамба. Когда он сказал Дэрэн о приезде фельдшера, та сердито проворчала:

— Ну и пусть! Ламын-гэгэн наградил нас святой водой и благовонными курениями, в их силу я верю. Это Батбаяр всех с толку сбивает. Их ждет то же самое, что было с вороной, которая поплыла за гусем, да и утонула. Я послушница богдо-гэгэна, и я верю в его пророчество. Он сурово осудит тех, кто пользуется чужеземными товарами. Как же мы можем опоганить наш скот русскими лекарствами?

Вечером Джамба старательно опрыскивал свой скот "святой" водой и окуривал благовониями. Три раза по ходу солнца обошел он вокруг лежки скота, бормоча молитвы и чадя курильницей. А в это время русский ветеринар заканчивал прививки скоту Батбаяра, Балдана и старушки Сурэн.

Чума неумолимо косила скот. Тысячи коршунов слетались на падаль, казалось, они собрались со всего света. У самого Лха-бээса погибло уже несколько сот голов, много скота пало и у дзалана Гомбы, и у богача Лодоя.

Хозяева, у которых погибал скот, в смятении перекочевывали на другие стойбища. По степи разносилось тревожное мычание коров, блеяние овец, коз, суматошные крики людей. И там, где хоть на день останавливались стада, падаль пятнала землю, над нею со злым клекотом носились тучи стервятников. Загон Лодоя каждое утро напоминал поле битвы. За ночь у него гибло два-три десятка голов скота. В воздухе стояло невыносимое зловоние, и все спешили бежать на новые места. Но вот черная опасность докатилась и до хотона Джамбы. Семьи Батбаяра, Сурэн и Балдана вынуждены были откочевать от его загона, над которым, зловеще крича, носились стаи хищных птиц; когда ветер дул с той стороны, где стояла юрта Джамбы, до них и на новом месте долетало ужасное зловоние от разлагающейся падали.

— Умному хозяину сопутствует удача. Я тебе дружески советовал — сделай прививки, а ты что? Ты даже рассердился на меня, — говорил Джамбе Батбаяр. — Недаром говорят: что ни налей в ухо быку — воду или масло, он одинаково мотает головой. Теперь пеняй на себя — по твоей же глупости дохнет твой скот. А у нас во всех трех хозяйствах пало только две головы. Кто болтал, что русское лекарство принесет несчастье? Нет, брат, как раз твоя "святая" вода и курения принесли тебе беду. Пораскинь-ка мозгами! Вот ты бегал с курильницей вокруг скота, а теперь над твоим стадом кружат, кричат стаи коршунов. На гору давит снег, на меня давит возраст, а на тебя, Джамба, невежество твое, — закончил с упреком Батбаяр.

Начался тревожный год Белой мыши. Люди со страхом ждали, когда же начнет рыдать небо, как говорилось в пророчестве богдо-гэгэна. Ханы и князья, жившие в благословенной Урге, в святые дни — пятого, пятнадцатого и двадцать пятого каждого месяца — ревностно постились, дабы обрести защиту и покровительство неба. Овцы же, что в постные дни избежали ножа, преподносились в дар монастырям. В глазах верующих и богослужителей это было тройное благодеяние: соблюдался пост, сохранялся скот и храмы получали подношения. Эта сделка с богом была выгодна ламам и ничего не стоила нойонам.

Лама Бадамдорж, несколько лет назад впавший в немилость из-за истории с Юмнэрэн, снова пошел в гору. Стараясь завоевать расположение Пекина, он организовал богослужения, моля поразить врагов маньчжурского императора и упрочить его власть, он велел во исполнение послания богдо-гэгэна читать в монастырях заклинания. Его то и дело видели в монастырях Амурбайсхуланту, Эрдэ-нэ-дзу, во многих других монастырях и храмах столицы. Часто не только днем, но и ночью появлялся он в монастыре Гандан и, разбудив лам, приказывал править службу за процветание государства и религии.

Однако в народе все упорнее говорили о скором конце маньчжурского владычества, о том, что трон богдыхана шатается. Караванщики и нищие рассказывали на базарах и толкучках о восстании "боксеров", бесстрашных "боксеров", которых и пуля не берет, и шашка не рубит. Лоточники, торговавшие от крупных торговых фирм, со страхом передавали, что народ грозится изгнать алчных торговцев, подобно тому как "боксеры" изгоняют иноземных завоевателей.

Китайские купцы все чаще жаловались на то, что разбойники и крепостные устраивают в Гоби засады, грабят караваны, идущие из Китая, и отбивают табуны, перегоняемые из Монголии в Калган и Хуху-Хото. Какие-то люди в масках нападали на торговцев и агентов торговых фирм, выезжавших в провинции собирать долги; запугав этих агентов до полусмерти, они отбирали у них списки должников. А ямщики, завидев всадников в масках, оставляли седоков в тарантасах, а сами удирали. Обычно высокомерные, торговцы с перепугу начинали лебезить и оправдываться, что они-де ничего не знают и не ведают, что они всего-навсего лишь несчастные шушума [96] Шушума — презрительное прозвище китайцев. .

Из аймаков и хошунов в адрес властей непрерывным потоком шли письма с настойчивыми просьбами положить конец разбою на больших дорогах, выловить воров и разбойников и примерно наказать их. Все письма были с изображением птицы, означавшим "срочно". Уртонные гонцы только и занимались тем, что развозили послания встревоженных купцов, умолявших о помощи. Но каждый чиновник, писавший письмо, старался доказать, что ко всем совершающимся преступлениям жители его аймака не причастны.