Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Эй, в-вы! Почему до сих пор мне места не приготовили? Разве вам не известно, что в Северной Монголии есть Джав-в-вдзанд-вдамба-хуту-у-хта? — орал разъяренный богдо, обдавая прислужников винным перегаром. — Где ваш Далай-лама? Не бойся! Чего ты боишься? — обернулся он к своей рыжей спутнице, которую тащил за собой. С трудом перешагнув порог, Джавдзандамба грузно ввалился в юрту Далай-ламы. Святейший, против ожидания, принял пьяного хутухту очень миролюбиво.

— Я очень счастлив, что в мою походную юрту пожаловал, излучая свет, великий хутухта. Проходите и садитесь, — приветствовал он гостя.

А хутухта, с трудом держась на ногах, достал из-за пазухи скомканный хадак и, сделав несколько неуверенных шагов в сторону Далай-ламы, поднес ему свой дар. Далай-лама в ответ поднес хутухте свой хадак. Тогда Джавдзан-дамба сложил ладони, как бы собираясь получить благословение, но Далай-лама прикоснулся своим челом к потному лбу хутухты, как и полагалось при встрече двух великих лам.

Хутухта, оглянувшись на спутницу, которая робко приближалась к Далай-ламе за благословением, грузно опустился, скрестив ноги, на приготовленное ему место.

Выпучив пьяные глаза, он бесцеремонно уставился на изумленного тибетца из свиты Далай-ламы и, куражась, спросил:

— Я очень люблю хороший табак. Не найдется ли у вас закурить?

— Я не курю, у меня нет табака, — сдержанно ответил Далай-лама.

— А водка есть? Я люблю крепкую водку.

— Я монах и водки не держу. Я могу предложить хутухте только чай.

Разочарованный хутухта со свистом выдохнул воздух и нехотя принял пиалу чая.

Потом бросил взгляд на рассерженного его поведением черноглазого тангута из охраны великого ламы и, зло пробормотав: "У-у, черномазая тангутская образина!" — смачно плюнул на дорогой алашанский ковер. С трудом поднявшись, он, шатаясь, вышел из юрты.

При выходе он столкнулся со стариком паломником, который собирался завязать в платок горсть земли.

— Ты что здесь делаешь, старый хрыч? — грозно спросил он старика и, не дожидаясь ответа, пнул его ногой так, что сам чуть не упал. Старик, не узнав в этом пьяном роскошно одетом ламе своего богдо, отступил на шаг и смиренно ответил:

— Хочу взять горсть земли с того места, где ступала нога святейшего.

Богдо, окончательно взбешенный ответом старика, крикнул своей девице:

— Когда уберется отсюда Далай-лама, я заставлю тебя пройтись здесь и оросить эти места своей мочой. И если эти скоты захотят вылизать твою мочу, пусть вылизывают, я мешать не буду! Ха-ха-ха!

— Что я слышу! — в ужасе воскликнул старик.

Когда же один из тибетцев шепнул ему, что это не кто иной, как сам богдо, паломник окончательно растерялся.

А обозленный Джавдзандамба вскочил на коня и, хлеща кнутом всех, кто попадался ему навстречу, помчался в сторону реки Толы.

Старый Иван колол дрова. "Хороший человек приезжает всегда вовремя", — подумал он, завидев приближающегося Батбаяра, и, с размаху воткнув топор в полено, побежал открывать ворота. Батбаяр тепло поздоровался с другом и, привязав коня к кольцу в столбе забора, снял с седла переметную суму, доверху наполненную гостинцами.

— Петровна, это вам подарок от моей старухи! — весело проговорил он, передавая суму жене Ивана.

— Он, да мне и не поднять! Артамоныч, внеси-ка в чулан, а я проведу гостя в дом. Входпте, Батбаяр-гуай! Входите! А у нас гости. Мой старик привез с родины внука с невесткой. По дороге ему удалось достать свежей рыбы, и мы сегодня с утра занимаемся стряпней. Только что со стариком-то поминали, что вы охотник до пирогов с рыбой. А вы как раз и подоспели! — весело говорила Петровна, радуясь приезду Батбаяра.

Батбаяр вошел в дом и, остановившись в прихожей, начал снимать с усов льдинки. Из комнаты выскочил голубоглазый светловолосый мальчуган; с любопытством глядя на старика, он улыбнулся и сказал звонко:

— Здравствуйте, дедушка! Хорошо ли доехали?

— Здравствуй, сынок! Доехал я хорошо, — ласково отозвался Батбаяр и, обернувшись к Петровне, заметил: — Какой у вас внук-то хороший, Петровна! Мал, а речист. Настоящим мужчиной будет. Жаль, что мы с ним по душам поговорить не можем; я не умею по-русски, а он — по-монгольски. Как зовут-то его?

— Мишка. А это, Батбаяр-гуай, моя невестка, Марья, — показала Петровна на стряпавшую у печки молодую женщину со спокойным и миловидным лицом, освещенным большими голубыми глазами, в которых словно затаилась грусть.

Женщина низко поклонилась гостю и, взглянув на свекровь, проговорила:

— Мама, что же вы на кухне стоите? Ведите гостя в горницу.

— И то правда, чего это мы тут застряли! Батбаяр-гуай, проходите в горницу. Я-то, старая, от радости совсем разум потеряла. Если б не Марья, так бы и стояли тут до вечера. Проходите, проходите! Сейчас я скоренько самовар согрею и все за стол сядем.

В чистой горнице пол был посыпан шелковистым желтым песком. В стене возле громадной побеленной русской печи торчали пучки сушеной богородицыной травки и каких-то еще трав, распространявших приятный запах. Тут же висели дешевые ходики с гирями на длинной медной цепочке. В переднем углу красовался стол, накрытый чистой нарядной скатертью, около стола — вымытая до белизны деревянная некрашеная скамья, два стула, сделанных руками Ивана. Над столом висела потемневшая от времени икона. По обеим сторонам двери возвышались две кровати с высоко взбитыми подушками, а под окнами стояли обитые железом вместительные сундуки.

Слева на стене висела давно знакомая Батбаяру фотография: сын Ивана, Никита, в солдатской форме вместо с товарищами.

Усевшись на лавку, Батбаяр достал из-за пазухи вышитый кошелек и, вытащив из него русскую золотую пятирублевку, подарил ее мальчику, по-прежнему рассматривавшему незнакомого деда с любопытством.

— На, Мишка, на счастье! Живи долго! Здоровья тебе железного, бороды густой!

— Спасибо, — поблагодарил мальчуган и, зажав в руке новенькую монету, с радостным криком побежал к бабушке на кухню.

— Бабуля! Посмотри, какую красивую денежку дал мне дед!

— Батбаяр-гуай, ну зачем ты это? — с укоризной проговорила Петровна.

— Таков уж наш обычай, дорогая Петровна. Иван мне дороже брата. Это все равно что я своему внуку подарил.

Вошла невестка, неся шумящий самовар, расставила на столе закуски, пироги, сдобное печенье. Петровна разлила чай.

— Садитесь к столу, Батбаяр-гуай, угощайтесь. Вот ваш любимый студень, вот ватрушки с творогом, а это пирог с черемухой. Сегодня стряпала наша молодуха.

— А где же знаменитый пирог с рыбой, Петровна? — спросил Иван.