Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Верно, твоей бабушке нигде, кроме хошунной канцелярии, и бывать не проходилось?

— Это правда. Да и там-то она была всего один раз. — И, желая показать, что он-то знает побольше бабки, солдат принялся рассказывать о готовящейся церемонии.

— Из Урги, — начал он, — пришло распоряжение — выставить на пути следования Далай-ламы в каждом уртоне по триста лошадей, по пятьдесят отборных верблюдов с упряжью, по сто двадцать подвод, по пятнадцать юрт с красной крышей и коврами, по пятнадцать юрт из белого войлока, по двадцать цветных палаток и шатров, по тридцать жирных баранов и по пятнадцать плиток кирпичного чая да еще много масла, молока и других продуктов. Потом приказали приготовить для маньчжурских амбаней, министров, послов богдо, нойонов и чиновников, сопровождающих ламу, каждому то, что полагается по чину — юрты, палатки, подводы, лошадей и верблюдов. А для проверки, как готовятся к встрече в уртонах, послали специальных людей.

Джамба жадно слушал рассказ стражника.

— Мы вот тоже хотим получить благословение Далай-ламы, но нам, наверное, раньше завтрашнего дня не попасть к нему? — спросил он.

— Я вас сведу с тибетцем-переводчиком; у него вы узнаете обо всем подробно. Какое вы хотите получить благословение — через жезл или от руки самого Далай-ламы?

— Нам бы хотелось самим увидеть воплощение Авалокитешвары [107] Авалокитешвара — буддийское божество, перевоплощением которого считается Далай-лама. и получить благословение от его божественной руки, — сказала Пагма.

— Тогда глава семьи или старший среди вас должен внести в казну Далай-ламы пять ланов серебром, а с ним и вы все пройдете.

За разговорами они не заметили, как доехали до места, где было разрешено останавливаться паломникам.

Пока ставили палатку и готовились к ночлегу, Батбаир и Джамба успели сходить к тибетцу-переводчику. Они внесли пять ланов серебром и получили наставление, как вести себя у Далай-ламы.

На обратном пути Батбаяр зашел в палатку стражников, где встретил старого знакомого Дэмчига. Дэмчиг принял Батбаяра радушно и, угостив чаем, рассказал то, что он знал о приезде Далай-ламы в Монголию.

— Мне рассказывали тибетцы-переводчики, что английские войска захватили недавно столицу Тибета Лхасу. Командующий английскими войсками коварно обманул тибетцев. Он обратился к пограничным войскам, стоявшим на реке Чумби, с предложением перемирия, а когда они его приняли, воспользовался этим и, открыв огонь из скорострельных ружей, перебил четыре тысячи тибетцев. Так он расчистил дорогу на Лхасу. Вот святейший и выехал из Лхасы в Монголию, намереваясь просить помощи у России.

— Старики говорят, — продолжал Дэмчиг, — что Монголии без России тоже не избавиться от иноземных завоевателей, что настанет время, когда русский и монгол станут братьями. Не зря святейший прибыл из далекого снежного Тибета просить у них помощи. Может, и мы наконец освободимся от маньчжуров. Но их тоже вокруг пальца не обведешь. Они запретили Далай-ламе выезжать за пределы государства и приставили к нему министра-амбаня, который ездит теперь в его свите. С виду-то они относятся к Далай-ламе с почтением, а на деле глаз с него не спускают, за каждым шагом его следят. И нам приказали докладывать амбаню все, что народ говорит о Далай-ламе и богдо. Вот и барахтаемся, как свиньи в грязи, — возмущался старый Дэмчиг. — Но мы-то не из тех, кто зря чернит неповинных людей… Правда, толкуют, что амбань подкупил кое-кого из свиты Далай-ламы, говорят, что и среди наших лам и чиновников тоже есть доносчики. Но и у Далай-ламы есть верные люди, они за версту чуют предателей. Вот завтра увидите, как они отделали некоторых послов нашего богдо — все в синяках, страшно взглянуть! И поделом, ведь они всех аратов замордовали, всех уртонных лошадей загоняли, пьянствуют да безобразничают — и слова не скажи, любому, кто под руку попадет, достанется. Привыкли безнаказанно издеваться над людьми. И очень хорошо, что их наконец-то проучили! Они и сюда приехали вдрызг пьяные. Их плети ходили по спинам аратов прямо во время благословения. Они и в юрту Далай-ламы ввалились, да не тут-то было, устроили нм встречу тибетцы. Дали жару. Все морды разукрасили синяками, а кое-кого избили основательно… Нашла коса на камень! Ну а народ радовался, ведь многим от них досталось, — закончил свой рассказ Дэмчиг.

На другой день утром около юрты Далай-ламы собрались паломники. Среди них находился и гун Мипамцэсод с супругой и свитой. Собралось и с полсотни аратов-богомольцев. Тибетец-переводчик низко поклонился гуну и его дородной жене, сделавшим богатое подношение Далай-ламе.

Из юрты Далай-ламы вышел важный тибетец в бордовом шелковом дэле и, тоже поклонившись гуну, пригласил его войти. А тибетец-переводчик, презрительно глядя на толпу аратов, начал громко называть имена тех, кто внес деньги в казну Далай-ламы. Затем он объяснил им, как они должны вести себя в присутствии святейшего.

Расставив здоровенных тибетцев двумя рядами, он повел между этими рядами паломников; впереди должен был идти старший, а за ним — его семья или товарищи.

Батбаяр, глянув на сытые и самодовольные физиономии тибетцев, чуть слышно произнес:

— Ну, друзья, шагайте строго по порядку, иначе как бы нас раньше времени не благословили своими кулачищами эти тибетские молодцы.

— Что за болтовня? Молчать! — крикнул переводчик.

И вот поднялся расшитый в пять цветов полог Далай-ламы и оттуда вышли свита гуна, затем его жена и, наконец, сам гун.

— Ну, теперь идите вы! — крикнул переводчик и повел в юрту остальных.

— Быстрей, быстрей! — торопила охрана, подталкивая отстающих кулаками. Пропустив двух старших с их семьями, тибетец, дежуривший у двери, остальных задержал.

А из юрты то и дело доносилось:

— Быстрей, быстрей!

Пятясь спиной, появлялись в дверях араты и торопливо покидали юрту. Затем туда впускали новых.

— Быстрей, быстрей!

Богомольцы едва успевали поворачиваться. Батбаяр, внимательно следивший за этим круговоротом, подумал: "Ну теперь держись! Эти молодцы отобьют охоту к молитве у самого Будды". — И он быстро протрусил в юрту Далай-ламы.

— Быстрей, быстрей! — неслось ему вслед.

В северной части большой юрты под желтым шелковым балдахином на монгольском низком диване со спинкой, покрытой ковром, сидел Далай-лама — молодой мужчина лет двадцати восьми, в золотистого цвета шелковой накидке, в желтом шелковом одеянии с парчовым воротником. Со спокойного лица на вошедших глянули живые глаза. Далай-лама производил впечатление человека образованного и умного.

Батбаяр невольно сравнил его с изнеженным и высокомерным ургинским хутухтой. Он вспомнил глуповатое лицо сластолюбца и подумал: "Этот лама не то что наш беспутный богдо".