Бямбын Ринчен - Заря над степью

За ламой, державшим изображение бондхорло, на черном коне ехал еще один лама в темно-коричневом шелковом доле; он вез треугольную хоругвь заклинаний, за ним следовал лама с большим желтым штандартом, за которым везли еще два небольших. Затем на белом коне ехал атлетического сложения человек в лисьей шапке. В руках он держал треугольный белый флаг, концы его в виде треугольников трепетали на ветру, как языки пламени; за ним двое всадников везли два голубых тибетских знамени; следом ехал человек в ярком дэле, за спиной у которого висели лук и богато разукрашенный колчан со стрелами. Затем на спине лошади везли пушечку, а следом медленно ехал смуглолицый лама с хоругвью грозного гения-хранителя, он то приподнимался, то опускался в седле в такт шагу лошади. За ним следовали еще двое лам с маленьким и большим бурханами. Позади них покачивался на коне лама, державший в руках аптечку со снадобьями, а за ним еще один вез шелковые подушки.

Позади всех ехали министры. Опоясанные дорогими саблями, они двигались с важностью, какая приличествовала их высокому званию. За министрами двенадцать чиновников и лам вели оседланного коня. Седло лошади было украшено драгоценными камнями. И только за этой группой показались шестнадцать лам-телохранителей, которые несли паланкин, где находился виновник торжества — богдо. Он был в бобровой шапке, в дорогом златотканом парчовом дэле, подбитом соболями. Подслеповатые глаза его были скрыты за темными очками, отчего лицо казалось бесстрастным. За паланкином двое лам несли большой желтый шелковый зонт с изображением девяти драконов, а еще двое — опахало из павлиньих перьев. По сторонам паланкина — шесть знаменосцев с большими флагами в руках, четверо рослых лам несли толстые бичи на плечах. Группу замыкали два флейтиста.

За паланкином богдо восемь слуг несли паланкин Цаган Дара-эх — супруги хана, тучной белолицей женщины с румянцем во всю щеку, в жемчугах и драгоценных камнях. Лицо было спокойно, но лихорадочно горящие черные глаза невольно выдавали радость — сбывалась ее давняя мечта.

Вокруг паланкина на породистых конях гарцевали в богатой одежде десять тайджи. Седла и конские уздечки отделаны золотом, серебром и кораллами. Отлитые из бронзы стремена сверкают старинными золотыми и серебряными насечками, но народному поверью, такие стремена охраняют наездников от несчастий.

У тайджи с левой стороны висят дорогие луки, а справа — серебряные колчаны с множеством стрел.

Какой-то бедно одетый подслеповатый старик, стараясь получше рассмотреть торжественное шествие, сказал стоявшему около него приятелю:

— А ведь правду, должно быть, говорят, что в Зеленом дворце едят по пять раз в день. Смотри, как разжирела на харчах тангута его бледнолицая баба. Хоть бы раз в жизни удалось досыта поесть того, чем они обжираются каждый день!

Старик в старой потертой шапке, с седой растрепанной косой миролюбиво ответил:

— Ну, сегодня-то и мы, наверно, наедимся досыта. Ведь как-никак богдо-гэгэн восходит на престол. Такое не каждый день случается! Сегодня ургинцам придется раскошелиться. Чем злиться, полюбуемся лучше на праздник. Какое нарядное шествие! Сколько знамен развевается! А сколько лам, послушников и нойонов! И не счесть! Да все в каких красивых одеждах!

— Нашел чему радоваться! — возмутился первый старик. — Вот из-за этой роскоши мы с тобой и бедствуем. Видал нашего нойона? Кусок жира в собольих мехах да шелках. Это наши стада обернулись в его шелка и соболя, а мы с тобой, хоть и корпим ночами, согнувшись в дугу над молитвенным цилиндром, а живем хуже бродячих собак. Когда же придет этому конец?

Старик с седой косой дернул соседа за рукав и испуганно прошептал:

— Уймись, дурья голова! Замолчи! Если услышат — пропадем!

Старик что-то беззвучно прошептал и уставился холодными злыми глазами на пышную церемонию.

По мере того как приближалась процессия, солдаты, вытянувшиеся цепью вдоль дороги, низко склонялись в поклоне. Шествие приближалось к Желтому дворцу. Толпа людей теснилась к красному забору в надежде увидеть "живого бога". Выполнявшие роль стражи ламы-силачи, орудуя длинными палками, безжалостно сыпали удары направо и палево. Доставалось всем: и старым и малым, и мужчинам и женщинам. Один из лам, огромный верзила, отличался особенной свирепостью, он был похож на голодного волка, напавшего на стадо.

Даргай, Алтанхояг и Сайнбилэг с товарищами приехали на Чахара накануне торжества. Проталкиваясь вперед, Алтанхояг говорил:

— Смотри, как бесится эта безмозглая скотина! До чего же эти ламы над людьми издеваются, глядеть тошно… Ну-ка, благословлю я разок этого стервеца, чтобы он не издевался над стариками и старухами. Дайте-ка мне дорогу, благочестивые братья, я попробую обуздать ату скотину, — сказал Алтанхояг и, словно лебедь, разрезающий волны, поплыл сквозь толпу. Сайнбилэг и Даргай хорошо знали, что Алтанхояг не выносит, когда обижают слабых, и следовали за товарищем неотступно, как цыплята за наседкой. Алтанхояг быстро приближался к цели — недаром он был борцом.

Он подошел к свирепому ламе как раз в ту минуту, когда тот сбил с ног молодую женщину и ударил ее в живот.

Женщина упала без чувств. Стоявшая рядом с ней тщедушная старушка закричала:

— Ой, дочку мою убили!

Старуха попыталась было закрыть женщину своим телом, но разъяренный лама пнул и ее, и она, как котенок, полетела в толпу.

В толпе поднялся шум, все открыто возмущались такой жестокостью.

Не помня себя от возмущения, Алтанхояг, как разъяренный слон сквозь джунгли, ринулся вперед и изо всей силы ударил ламу в переносицу. Что-то глухо хряснуло. Громадной тушей лама тяжело рухнул под ноги коню того самого тайджи, который в процессии богдо вез лук и колчан со стрелами. Конь упал на колени, всадник вылетел из седла, сбив с ног впереди идущего знаменосца. В испуге знаменосец выпустил из рук древко знамени. Поднялась суматоха. Воспользовавшись замешательством, трое смельчаков скрылись в толпе. Солдаты отнесли безжизненное тело ламы, похожее сейчас на плохо набитый мешок с шерстью, в сторону от дороги. Тайджи встал, отряхнул с себя грязный снег и, вскочив на коня, поскакал догонять процессию, которая уже достигла ворот Желтого дворца.

Как только паланкин богдо приблизился к Желтому дворцу, грянула музыка — это заиграли выстроившиеся здесь флейтисты. Чиновники, низко кланяясь, передали в дар богдо от имени хошунов и сеймов "девять белых" — восемь коней и одного верблюда, в знак признания богдо главой государства. Шеи животных были обвязаны красными, желтыми, белыми и синими хадаками, соболями и всевозможными украшениями.

Во время церемонии позади ванов, гунов, хамб и прочей знати у ворот Желтого дворца стояли несколько особняком три человека. От чиновной знати они отличались тем, что у них ни на головных уборах, ни на жилетах поверх дэлов не было никаких знаков отличия. Не было у них в руках и четок — неизменной принадлежности высших лам. В одном из них мы без труда узнали бы нашего старого знакомого — богача Лодоя, двое других — Буянт и Хишит — были крупные китайские купцы, которые поставляли товары самому богдо и его казне.