Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 8

Аня бросилась к нему, схватила за лацканы пиджака:

— Что ты наделал, Андрюшка! Дурак! Дурак ты мой!..

— Аня… еще раз пойми… я не хочу… не хочу быть ненужным грузом для тебя… свинцовым поленом… не хочу… чтобы ты… выносила из-под меня горшки… и меняла мне… пам… памперсы… через месяц я буду ово… овощем… полный паралич… Это врач… врач… сказал… Я ведь тебе объя…

Он стал задыхаться. Набравшись последних сил, шепотом попросил:

— Столкни меня. Прости… я… я люблю тебя…

— И я тебя люблю, — сказала женщина, ринулась поцеловать его в губы, но не решилась, судорожно осмотрелась, — на корме никого, — посмотрела в его уже мутнеющие глаза и — столкнула в ночную взволнованную воду то, что быстро переставало быть Андреем. Тело, перевалившись через боковые перила кормы, ухнуло в черные волны, и пристегнутый к ноге портфель, набитый чугунными гантелями, быстро потащил на дно того, кто по собственному приговору отдался морской пучине, яду и языческому богу смерти Мору.

…Приняв транквилизаторы, она, не раздеваясь, обессиленная, легла на кровать. Штормило. Каюта словно плавала в невесомости. Женщина старалась не думать о том, как море распоряжается телом ее любимого человека… Потом Андрей приснился ей. Он тихо поцеловал ее в щеку и шепнул: «Спасибо…»

Поезд из Болгарии приближался к нашей границе. Артисты Центрального театра Советской Армии после успешных зарубежных гастролей возвращались домой. На заработанные левы у них была возможность накупить подарков своим близким, обрадовать жен изящными кофточками, мужей — модными рубашками, детей — нарядными костюмчиками. Словом, всем тем заграничным ширпотребом, которого у нас на родине в конце 50-х годов днем с огнем не найдешь, а если и найдешь, то по баснословным ценам.

Казалось бы, ликовать должно сердце каждого от ожидания встречи с домом, однако, настроение у всех пассажиров было тревожное. Великое смятение внесла в их души проводница, которая, пройдясь по вверенной ей вагонной территории и осмотрев солидный багаж своих подопечных, с тяжелым вздохом изрекла: «Ну, родимые, кто слаб сердцем — готовьте валерьянку, у кого не в порядке нервы — сожмите крепче руки. Сейчас будет большой шмон». Все заволновались, зашумели. А проводница резонно внушала: «Ведь каждый пассажир знает, что через границу есть норма провоза товаров: рубашек — две, кофт — две, комплектов нижнего белья — один. Никого не колышет, что у вас семья большая». Пассажиры кинулись к ней с расспросами, как же им быть? Она развела руками и ответила: «Молите Бога, чтоб досмотр не вела Анна Петровна. Свирепая таможенница. Жалости и понимания у нее ни к кому нет».

Поезд останавливается в Унгенах на дальних путях. Пограничники проверяют паспорта. Всё тихо, спокойно. И вдруг громовый женский голос: «Двери вагона закрыть! Двери купе открыть! Чемоданы, сумки приготовить! Всем оставаться на своих местах. Производится таможенный досмотр!»

Пассажиры замерли, побледнели. Высокая, мужеподобная Анна Петровна двинулась к первому купе. Ей навстречу вышла симпатичная женщина с ямочками на щеках, приветливо улыбнулась и сказала: «Здравствуйте. Проходите, пожалуйста». Но свирепая тетка не двинулась с места. Она застыла на пороге купе, пристально вглядываясь в лицо встретившей ее женщины. После продолжительной паузы таможенница громко воскликнула: «Постой, постой, так я ж тебя знаю! Ой, да ты же артистка! Ты товарищ Сазонова! — и, крепко стукнув пассажирку по плечу, ошеломленно подтвердила: — Ну, точно! Сама Нина Сазонова!»

Женщина, все так же приветливо улыбаясь, призналась: «Да, я артистка Сазонова Нина Афанасьевна. Давайте знакомиться. Ну, что ж вы на пороге-то стоите, проходите, садитесь».

Грозная и грузная Анна Петровна, смущаясь, бочком вошла в купе, заставленное чемоданами, отодвинула их и присела напротив Нины Афанасьевны, не сводя с нее восторженных глаз. «Ну, кому сказать, что я живую Сазонову видела, мне никто не поверит». А Нина Афанасьевна уже блестяще играла роль солдата, своим маневром отвлекающего противника. За разговором с Анной Петровной она достала из сумочки буклетик с фотокадрами из кинофильмов, в которых снималась, сделала на нем теплую надпись и подарила его новой знакомой. Та была растрогана до слез. Кто-то с улицы окликнул таможенницу, напомнив о времени, она сердито отмахнулась, внимательно слушая любимую артистку. На прощанье они обнялись, Анна Петровна, грохоча по железным ступеням, сошла на перрон и долго смотрела вслед поезду, бережно прижимая буклетик к мощной груди. Нина Сазонова стояла рядом с проводницей и махала рукой, пока ее поклонница не скрылась из вида.

Все пассажиры ждали свою спасительницу в салоне вагона, и, когда она вошла, ее встретили бурные аплодисменты.

Это лишь один случай из жизни актрисы, говорящий о ее широкой популярности в народе. А из таких случаев складывалась вся ее жизнь.

…поет свою любимую песню перед зрителями народная артистка СССР Нина Афанасьевна Сазонова, поет, будто собственную судьбу рассказывает… Судьбу простой русской женщины, великой труженицы, которая «на злобу — не ответная, на доброту приветная, перед людьми и совестью права».

Внешность Нины Сазоновой не поражает красотой классических черт. Женщину с таким открытым лицом, тихой мягкой улыбкой и ямочками на щеках в России встретишь повсюду: у деревенского колодца, в очереди за каким-либо сходным по цене товаром, в цеху ткацкой или швейной фабрики. А если она оказалась соседкой по коммунальной квартире, по больничной койке, по купе в плацкартном вагоне, то именно ей откроешь душу, доверишь самую затаенную боль или тайну. Нина Сазонова такая, каких миллионы, и она одна, потому что сумела воплотить в сыгранных ролях лучшие черты обыкновенной русской женщины и своим ярким щедрым талантом явить нам ее высокую нравственную красоту.

Нина Афанасьевна Сазонова родилась на Верхней Волге, в деревне недалеко от городка Кимры. День ее рожденья — особый: 25 декабря 1916 года по старому стилю и 7 января 1917 года по новому стилю. По этому поводу она шутила: «Когда хотелось перед кавалером казаться повзрослее, счет вела с шестнадцатого года, когда, наоборот, выгоднее было представиться моложе, тут уж шло новое мое летоисчисление».

Познакомилась я с Ниной Сазоновой в конце 60-х в актерской компании, быстро и ладно спелись и дружили до последних ее дней. Встретившись, мы усаживались где-либо поуютнее, и я старалась побольше расспросить ее обо всем. Рассказчица она необыкновенная. Вроде бы говорит просто, не цветисто, а заслушаешься. Очень она любила свою маму, гордилась ею и считала, что способности к актерскому таланту, к пению — от нее. Весь день мама в тяжелой работе — и все что-то напевает. Песен знала великое множество. В любом застолье запевалой была. Грустить, жаловаться не любила, а вот на шутку, на что-нибудь смешное была большая мастерица. Мне она всегда говорила: «Ты, Нинок, у меня дитя особое, не зря появилась на свет на Рождество Господне, потому помни Бога. И Он тебя не забудет».