Юрий Марченко - Брызги социализма

Одной из маминых подруг всю жизнь оставалась Ольга, заводской врач, которая принимала у мамы мои роды в 1944 г в Бердске. Муж Ольги, архитектор Евгений также часто уходил в запой, так что в моем сознании надолго сохранилась взаимосвязь между пьянством и искусством. Дочь их звали Юля, мне она казалась очень симпатичной девчонкой, хотя и «староватой» для меня. Евгений жену к плите не подпускал, так как пищу ее он есть не мог, зато сам он готовил великолепно, с большой фантазией, мог изготовить торт из картошки. Вещей он не продавал, а в запое бегал за женой с ножом и кричал: «Сама ты жидовка, и дочь твоя жидовка!». Его угнетало, что дочь у него по матери еврейка, и однажды в очередном запое он повесился на люстре.

Почему-то так получилось, что встреченные мною по жизни алкоголики в свободное от пьянок время были прекрасными людьми, добрыми, творческими, талантливыми и компанейскими. Это и давало силы их женам терпеть относительно краткие периоды запоев.

Я любил сухие вина, и не только я. Молодежь в массе своей (городская молодежь) пила сухие вина. Сухие виноградные вина стоили копейки, а в Крыму, например, продавались в бочках, как квас, и пили «сухарь» в жару вместо воды. А небольшой процент алкоголя позволял долго сидеть за столом, потягивать винцо с легким кайфом и вести приятные беседы.

А водка сразу шибала в голову и ноги, поэтому употреблялась относительно редко (на первых курсах). Коньяк мы практически не пили, и вкуса его не понимали.

При вечерних прогулках по городу, когда не хотелось сидеть за столом, мы в основном пили в разных забегаловках портвейн «Таврический» или херес, стакан вина закусывали конфетой или кусочком плавленого сырка «Дружба». За вечер выпивали 2—3 стакана. Стакан портвейна стоил 36 копеек, при стипендии в 40 рублей я мог себе позволить пить чуть ли не ежедневно. Вообще-то стипендия мне не полагалась, так как я принадлежал к так называемой «обеспеченной семье». Чтобы получать стипендию, приходилось учиться на отлично, тогда стипендию давали, причем повышенную. Кроме того, отличникам разрешали свободное посещение лекций, так что при желании, я мог любую лекцию прогулять, и я этим регулярно пользовался, не посещая лекции по мало интересным для меня предметам. Это иногда приводило к проблемам, некоторые преподаватели отказывались признавать во мне студента, так как впервые видели на экзамене.

Все экзамены, и разные праздники обычно наша группа отмечала в ресторанах. Наесться и напиться от души можно было за 5 рублей с человека. В компании всегда выбирался один дежурный, который пил мало, чтобы контролировать заказ и проверять счета, официанты всегда стремились нас надуть, рассчитывая на опьянение. Если все же денег не хватало, то в залог оставлялись часы, а окончательный расчет происходил на следующий день.

На последних курсах института обычно после лекций мы заходили в столовую на углу улиц Пушкинской и Фрунзе, брали котлету с гарниром и бутылку водки на двоих, стакан водки наливался до краев, водка выпивалась залпом. Организмы были молодые, здоровые, но выдержали не все. Мой школьный друг, Тарас, сын директора Турбинного завода, спился, опустился и умер молодым. Одногруппник Валера, очень умный и талантливый парень, школу закончил с Золотой медалью, по пьянке за хулиганство попал в тюрьму, его отчислили из института, вскоре после выхода из тюрьмы он пьяный выбежал на летное поле и попал под винт самолета. У Васи алкоголь нашел слабое место в организме, он заболел диабетом, получил еще кучу болячек, закончилось это ампутацией ног.

К сожалению, эти примеры можно множить и множить.

После поступления в институт, нагрузка на печень начала возрастать. Я попал в Хрущевский эксперимент: все студенты, не имевшие трудового или армейского стажа, параллельно с учебой работали на заводе. Вот и я работал слесарем-сборщиком на заводе торгового машиностроения. Название, конечно, несколько странное, в нашем цехе мы изготавливали агрегаты для резки и жарки чипсов, пивные стойки с охлаждением и подогревом пива, мощные машины для чистки картофеля в столовых. Приемка первой экспериментальной партии заключалась в проверке на реальных продуктах, которые выдавались официально. Этого момента все ждали, включая начальство, после проведения испытаний все садились за импровизированный стол и «на шару» закусывали, наливая из-под полы.

Особенно мне запомнилась сдача огромного монстра, в который загружали свежую нечищеную рыбу, а на выходе получали обжаренные тушки с хрустящей корочкой. Машина превосходно справлялась со своими задачами, всем пообещали выписать премию. А на следующее утро пришло отрезвление. При попытке вывезти рыбо-чистко-жарку, оказалось, что сварная станина не проходит в цеховые ворота. Почему-то раньше никто об этом не подумал. Еще долго огромная конструкция высилась посреди цеха, вызывая постоянные насмешки. Потом это чудо творческой мысли порезали и отправили на металлолом.

Небольшие зарплаты компенсировались левыми подработками. В ночную смену рабочие собирали холодильники, и умудрялись переваливать их через забор. Начальство об этом знало, но смотрело сквозь пальцы.

Дважды в месяц обмывали аванс и зарплату, но в цехе не пили, это делали после работы в одном из близлежащих кафе. Собственно говоря, там я и начал выпивать, хотелось показать себя в бригаде взрослым и опытным.

Отход от регулярного пьянства для меня произошел в результате довольно своеобразной истории. Журнал «Химия и жизнь» в 1976 г. опубликовал систему учета времени биолога-систематика А. А. Любищева. Еще раньше, в 1974 г., я прочитал документальную повесть Даниила Гранина о Любищеве «Эта странная жизнь». Так как мне постоянно не хватало времени, я не успевал с диссертацией, то пришел от этой системы в восторг. Я доработал для себя эту систему и пользовался ею несколько лет. Время я учитывал с точностью до 15 минут.

На столе передо мной дома и на работе всегда лежала карточка, расчерченная на месяц по 15 минут ежедневно.

Все виды деятельности я сгруппировал и разработал систему мнемонических значков, которые заносил в карточку. Конечно, кое-что приходилось записывать по памяти, но привычка постоянно смотреть на часы и отмечать потраченное время у меня выработалась. Мое усовершенствование системы заключалось в разработке методики анализа учтенного времени. Я ввел понятие кпд полезного использования времени, и ранжировал всю свою деятельность по этому коэффициенту. Сейчас я уже с точностью не вспомню, но примерно так. Творчество — КПД=1, профессиональная деятельность КПД=0,8, изучение литературы по специальности КПД=0,6, чтение художественной литературы КПД=0,4, сон, еда и т. п. КПД=0,2, пьянство, пустой треп и т. п. КПД=0. В конце дня я вычислял средний КПД дня. Затем я попытался выяснить, с чем коррелирует КПД, с какими событиями. Минимальный КПД оказался не в день пьянки (пили-то, как правило, вечером), а на следующий день после нее. Более того, оказалось, что пьянка имеет отдаленные последствия, то есть даже через день после нее КПД, падал ниже среднего. Такой анализ повторялся из месяца в месяц. Это меня потрясло. Мне ведь казалось, что выпивка на мне никак не сказывается, проходит без всяких последствий.