Юрий Марченко - Брызги социализма

Время мы проводили достаточно однообразно. Днем ходили на лекции, а вечером садились играть в преферанс, проигравший оплачивал и готовил ужин. Так как играли все примерно одинаково, то и оплата никого не напрягала. Ужин мы покупали заранее, уже через несколько дней мы его оптимизировали по вкусу и стоимости. Состоял он из огромной сковородки жареной картошки, около килограмма сырокопченой корейки, купленной обязательно в Елисеевском гастрономе, и бутылки водки. В Харькове, и вообще больше нигде и никогда я не ел такой изумительной сырокопченой корейки. Но, может быть, вкус ей придавали преферанс, картошка и водка?

А сыр? Сыр я очень любил (и сейчас люблю). Но советский «Швейцарский» я ел лет 40 тому назад. Нынешние «Швейцарские» отличаются от них, как газетная бумага от «Докторской» колбасы. Вкус этого сыра ни с чем нельзя спутать. Почему-то среди нынешних импортных сыров такой «Швейцарский» отсутствует. Да и в Германии мне не пришлось его есть. Из-за дороговизны мы покупали его по сто граммов и просили нарезать. Покупались сыры и колбасы непосредственно к столу, чтобы их не нужно было хранить. Продавщицы нарезали сыр тонюсенькими ломтиками, специальными широкими ножами.

«Рокфор» в нашей семье обожали все. В Харькове он не продавался из-за отсутствия спроса, поэтому мама привозила его из командировок в Москву. Там он тоже не везде продавался, обычно в магазине «Сыры» на ул. Горького, и в «Елисеевском». Его тщательно упаковывали, иначе попутчики могли запросто выкинуть вас из поезда. Когда мама привозила «Рокфор», вскоре обязательно появлялся мой отец. Но однажды произошел кошмарный случай. К нам пару раз в неделю приходила домработница Катя, она убирала и готовила обеды, и присматривала за мной, когда я приходил из школы. И вот один раз, зная, что дома меня ждет «Рокфор», я быстро взбежал на 5-й этаж и ринулся к холодильнику. И в ужасе увидел одни только корочки от сыра. Катя вошла в комнату и радостно сообщила, что мы забыли про сыр, он заплесневел, и ей пришлось вырезать и выкинуть всю плесень. Чувства мои передать словами невозможно. Аналогичное по силе чувство я испытал значительно позже, когда меня бросила девушка.

Больше всего я любил «Голландский» сыр. С ним тоже связана забавная история.

Один раз в нашу шахматную секцию пришел чемпион мира по международным шашкам Исер Куперман. О, какие времена! Чемпион мира, которого за месяц до этого принимала голландская принцесса, поехал по городам и весям Советского Союза, и без охраны, и на общественном транспорте, ходил по клубам, по шахматным секциям, и агитировал за игру в шашки!

Он меня просто очаровал показом шашечных комбинаций, математически более строгими, не такими кудрявыми, как шахматные а, так как я любил математику, то и шашки открылись для меня другой стороной. Но шашистом, как и шахматистом, я не стал.

Куперман рассказывал много историй из своей жизни, в том числе и следующую.

Он выиграл чемпионат мира в Голландии и, конечно, не мог не привезти оттуда головку голландского сыра. На сыр и на Купермана потянулись гости, родственники, друзья и знакомые в большом количестве из-за чрезвычайно общительного характера Исера. Гости приходили, восхищались сначала сыром, потом Исером, потом голландской принцессой, уходили, и их сменяли другие. А сыр таял. Тогда жена Исера побежала в магазин, купила головку нашего «Голландского» сыра и представила его как привезенный из Голландии. И представьте себе, гости были уверены, что этот сыр значительно лучше, чем наш советский!

Надо было Исеру Куперману эмигрировать в 1978 г в Израиль, чтобы умереть в Бостоне в возрасте 83 года в 2006 году? Чего ему еще не хватало? Сыра? Между прочим, он 7 (семь!) раз становился чемпионом мира, но ни разу — после эмиграции!

Выпивка занимала особое место в жизни молодежи того времени. Может, она и сейчас такое занимает — не знаю.

Впервые я попробовал водку лет в 14 на дне рождения у соседей. Пятидесяти граммов мне хватило.

Сосед — архитектор и художник раз в год страдал запоями. При этом, он продавал все в квартире до голых стен, включая мебель. Если жена Зоя успевала уловить момент начала запоя, она распихивала, что могла, по соседям, к которым он ломился, пытаясь вытребовать «свои вещи» для продажи. Часть вещей находилась у нас, но мама держалась стойко. Затем Зоя тяжким трудом надомной портнихи восстанавливала пропитое до следующего запоя. В конце концов, она не выдержала, развелась с архитектором и вышла замуж за завмага Николая. Дочь Леонида ненавидела Николая, хотя он был очень неплохой мужик. Она не могла простить ему отца.

В третьей комнатушке площадью около 10 квадратных метров жила семья из 4-х человек: муж, жена Мария и двое сыновей Марии от первого брака. Мария работала акушеркой в роддоме, а дома в этой самой комнате делала аборты девчонкам из своего села, которые шли к ней непрерывным потоком. При этом мужу было лень выходить, он присутствовал при абортах, а Мария надевала на него белый халат и представляла его как ассистента. Его специальностью было: «номенклатурный работник». Сейчас уже никто и не знает, что это такое.

Если члену КПСС удавалось хотя бы раз заполучить руководящую должность, он переходил в категорию «номенклатурный работник», то есть рядовым работником его нельзя было назначить, только руководителем неважно чего. Из-за своей глупости долго ни на одной должности он не задерживался, но всегда руководил. Запомнился случай, когда его назначили завмагом, и круто обдурили — поставили ему бидон якобы подсолнечного масла, а на самом деле воду с тонким слоем масла сверху. Сразу его и уволили, и он долго не работал, все ждал руководящего места.

Он не пьянствовал, а просто любил выпить, в подпитии становился буйным, бил мальчишек и жену, однажды даже запустил ей утюгом по голове до сотрясения мозга. Мама вызвала милицию, его забрали, а Мария, очухавшись, сказала, что это он ее ударил от большой любви, она претензий не имеет, и они как голубки в обнимку вернулись домой. Однако мальчишки выросли, стали ходить в боксерскую секцию, и однажды, когда «папаша» попытался по привычке избить Марию, они его крепко отделали с наставлениями. После этого он перестал драться, но потерял боевой дух и как бы сдулся.

Мария и Зоя периодически ругались и пугали друг друга фининспектором: Мария орала: «Вот я расскажу, что ты нелегально шьешь!», а Зоя парировала: «А я напишу — куда надо, что ты аборты подпольные делаешь». Оружие было обоюдоострым, и, конечно, никто никуда не заявлял. Мирила их моя мама, которую чрезвычайно уважали за «ученость».

Раньше квартира полностью принадлежала Зое, но после войны из-за нищеты и запоев они продали одну комнату сначала моей маме, а позже вторую — Марии. Понятно, что продали неофициально, но подробностей этой сделки я не знаю. Мама заодно купила и маленькую кладовочку в коридоре, и Мария ей сильно завидовала. А вместо кухонного стола у нас стоял огромный деревянный сундук.