Юрий Марченко - Брызги социализма

Основная идея теории заключается в том, что существуют элементарные частицы жизни — «Витоны» (от слова vita) основным свойством которых является несоблюдение законов сохранения. При обмене витонами их количество возрастает, а, следовательно, возрастает количество жизни (аналогично обмену информацией — «если у меня есть идея и у тебя есть идея, и мы ими обменяемся, то у каждого из нас будет по две идеи»).

Витоны не физический объект, а идеальный. Они так созданы мною, что не передаются в одну сторону, а обмениваются. Это элементарные частицы жизни, поэтому они, будучи элементарными, не могут умереть, потеряв форму путем разрушения, а только путем исчезновения. Почему витоны имеют именно такие свойства, а не какие-то иные? Ответ прост — потому что такими я их создал! По отношению к витонам я — бог, я их создал и наделил определенными свойствами, в конце концов, я приписал им эти свойства.

В рамках данной теории жизнь есть обмен витонами. При этом обмен веществ, обмен энергией, обмен информацией — частные случаи ОБМЕНА, результат действия витонов.

Второй отличительной чертой является то, что обмен витонами идет только одновременно в обе стороны, нет односторонней передачи или приема витонов.

Обмен витонами происходит по каналам связи. Каналы витонной связи образуются случайно и не могут контролироваться объектами (личностями). При этом нравственные, физические, интеллектуальные и другие свойства личности в общем не играют решающей роли, Имеет значение прежде всего случайное образование канала связи, а во-вторых — интенсивность начинающегося при этом обмена витонами.

Каждая личность может иметь несколько каналов связи с другими личностями, и, чем больше таких каналов, тем больше жизни. Бог имеет бесконечное количество каналов связи, а связь человека с Богом есть также обмен витонами и максимально увеличивает количество жизни.

Образование канала связи является интимным актом, имеющим глубокое значение для обеих личностей — ведь по такому каналу идет приращение жизни, то есть обе личности, обменивающиеся витонами, являются друг для друга источниками жизни! Ощущение (неосознаваемое) того, что любимый человек является для тебя источником жизненной силы, и называется любовью. Чем интенсивней обмен по каналу связи, тем сильнее любовь.

Чисто по человечески, очень хочется, чтобы избирательность любви была связана с сознательным выбором, а не просто со случайным образованием канала витонного обмена. Мы сами избираем людей, с которыми общаемся, но не всегда. Это создает условия для возможности перекрывания витонных полей, но, произойдет ли такое перекрывание — вопрос случая. Мы стараемся держаться подальше от людей, к которым не испытываем рационального влечения, но это только частично гарантирует нам отсутствие канала связи с ними. Человек может испытывать психологический дискомфорт или даже ненависть к тому, с кем он связан витонным каналом, и в то же время быть не в силах разорвать эту связь, так как такой разрыв приведет к умиранию.

Любая связь — физическая, физиологическая, психическая, которая не ведет к приращению жизни — не есть любовь. Можно назвать это страстью или болезнью души, но, если нет двустороннего обмена витонами — нет жизни, нет любви.

Описанная здесь теория — не более чем «игра ума», хотя и многое приводящая в порядок. Когда-то частицы микромира были также рождены «в мозгах» и только позже их существование было доказано экспериментально. Кто знает, может быть, такая же судьба ожидает и «витоны»?

В институте я начал посещать поэтическую студию Револьда Банчукова во Дворце студентов.

Настоящее имя Банчукова (по метрике) — Революционное Дитя Владимирович Банчуков. Над этим подсмеивался Евгений Евтушенко, и даже написал по этому поводу стихотворение. Энергии Банчукову поражала: он вел студию, журнал «Поэзия» на телевидении, где периодически выступали студийцы, устраивал поэтические вечера, на которые набивался полный громадный зал Дворца студентов, читал лекции в харьковском Лектории, и устраивал там чтение лекций для своих студийцев (я сам читал лекцию по теории образа), организовывал читательские конференции.

Страстно влюбленный в поэзию, он прекрасно ее знал, мечтал написать диссертацию об Исаковском, которого очень любил. Так как последний раз я с ним встречался в середине 70-х годов, то не знаю, может, он и написал эту диссертацию. Нужно сказать, он хорошо знал украинскую поэзию, помню прекрасный выпуск «Поэзии» на телевидении, посвященный Василю Мысыку. Студийцев своих он любил, и при случайных встречах, уже после того, как я перестал посещать студию, обязательно читал их стихи.

Тогда же в Харькове существовала студия в ДК связи, которую вел Борис Чичибабин. Некоторые студийцы Банчукова посещали обе эти студии, а вот постоянные приверженцы Чичибабина никогда к нам не ходили.

Отец рассказывал, что в молодости Банчуков работал следователем и получил три года тюрьмы за то, что избил подследственного. Не верить отцу у меня нет оснований, ведь они жили в одном доме, на одной лестничной площадке, и хорошо друг друга знали. Возможно, Банчуков что-то подозревал, так как часто я замечал его странно вопросительный взгляд. Я похож на своего отца.

Кроме того, ходили упорные слухи, что литстудия Банчукова — это проект КГБ, для того, чтобы зондировать настроение молодежи и держать руку на пульсе. С моей точки зрения, это очень похоже на правду, потому что студия Банчукова, в отличие от Чичибабина, никогда не подвергалась гонениям. Помню, как Чичибабин в 1966 г анонсировал творческий вечер, посвященный Пастернаку. Я пришел на вечер, в зале Дома культуры Связи собралось громадное количество народу, в том числе Александра Лесникова, Роберт Третьяков, Леонид Пугачев и другие харьковские знаменитости. Перед началом вечера на сцену вышла дама, представилась руководителем дома культуры, сказала, что произошла накладка, зал сдан под другое мероприятие, поэтому никакого Пастернака не будет. Поднялся дикий гвалт, даме угрожали всякими карами, но она держалась твердо. Вечер не состоялся. И вообще вскоре студию Чичибабина разогнали.

То, что аналогичные проекты КГБ организовывал, я знаю наверняка, мне рассказывал человек, который сам в этом участвовал.

Студию Р. Банчукова посещали духовно близкие мне люди. Некоторые уже окончили институт, работали, но все равно ходили в студию. Мы читали свои стихи, спорили, анализировали, обсуждали различные литературные и окололитературные вопросы, после заседаний гуляли по городу и продолжали беседовать. При таких прогулках мы никогда не пили. Нас опьянял воздух творчества. Я до сих пор помню стихи студийцев и считаю их настоящими.