Юрий Марченко - Брызги социализма

Следующая экспедиция отправилась на керченские карьеры.

Для экспедиций институт заказывал грузотакси в автоколонне, и новым шоферам приходилось каждый раз прилаживаться к Жекиному характеру, что давалось им нелегко.

Все повторилось — мы ехали, не останавливаясь, а возмущенного шофера Жека успокаивал, говоря, что поужинаем в городе вечером. В Керчь приехали затемно, и столовые уже не работали. Брат сказал, что покупать еду в магазине бессмысленно, так как все равно нужно ехать дальше, к друзьям-геологам в Керченскую экспедицию, там нас накормят, поэтому мы только купили несколько бутылок водки.

Встретили нас, действительно, чрезвычайно радушно, на столе сразу же появилась водка в неограниченном количестве, и закуска: одно яблоко на всех! Шофер начал закипать.

«Да ладно, не беда, утром поедем на карьеры через село, там и купим продукты». Утро после ночной пьянки проспали, приехали в село поздновато, и оказалось, что магазин уже закрыт. Как многие сельпо, он работал 2 часа рано утром и 2 часа вечером. Делать нечего — поехали на карьер. Мы пошли работать, а водителю Жека дал указание — вскрыть ящики в кузове, найти запасы еды и к нашему возвращению приготовить обед. Это вызвало некоторый энтузиазм у шофера, а мы спокойно ушли ковырять скалы.

Вернулись мы часа через три-четыре. Еще издали заметили шофера, который описывал круги вокруг машины. Оказалось, что таким образом он подавлял в себе приступы бешенства. Никаких следов приготовленного обеда не было, хотя вокруг валялись открытые ящики. Из диких сумбурных выкриков нашего Харона мы поняли, что он открыл все ящики, но обнаружил в них только топор и огромный блок хозяйственного мыла.

Мне кажется, Жека делал это специально. Водители грузовиков считались «белой косточкой» среди пролетариата, это были здоровые, сильные и своенравные мужики, прошедшие огонь и воду, зачастую после тюремной отсидки, и требовалось сразу же поставить их на место, во избежание последующих конфликтов.

Вернувшись из этих экспедиций, я напрочь забыл обо всех своих гастрономических фокусах и привередливостях. А столовские котлеты вообще на всю жизнь стали моим любимым блюдом.

Именно брат дал мне уроки разделки птицы, кролика, рыбы и научил импровизировать неплохие блюда из любых продуктов в любых условиях, и это мне очень пригодилось в жизни.

Так во мне до сих пор мирно сосуществуют гурманство отца и непритязательность к пище брата.

Почему бы не вспомнить о колбасе? Колбаса достойна гимна. Правда, такой гимн уже написал Юрий Олеша в повести «Зависть», мне до этого далеко. Просто вспомню этот продукт советской эпохи, который уже никогда не восстановить. И зарубежные колбасы перед ними меркнут, а про наши нынешние и говорить нечего. Только названия и остались, но того вкуса, аромата нет и близко. Не все, конечно, но вспоминаются некоторые особо, как связанные с разными событиями моей жизни.

Прежде всего вспоминается колбаса «Конская», которой нас кормили в пионерлагере. Мне тогда было лет 8—9. Судя по вкусу, конина в ней действительно присутствовала. Наверное, И. В. Сталин, раздраженный преимуществом немецких танков перед конницей Буденного, на которую он возлагал большие надежды, приказал пустить всю эту конницу (жаль, что не вместе с Буденным) на колбасу.

Мне эта колбаса казалась сказочно вкусной, ее давали на завтрак ежедневно. Дома у нас колбаса, если появлялась, то не сама по себе, а в качестве вложения в белорусский кулеш, который часто варила моя мама. Рецепт этого кулеша вы не найдете ни в одной поваренной книге. Он несколько напоминал по виду заваренный картофельный клейстер. Таким клейстером мы клеили обои. С комочками, но главное — этот клейстер божественно пахнул колбасой и обрезками прикопченой ветчины, и съедался очень горячим. Я любил этот кулеш, но, по мере роста благосостояния нашей семьи, мама варила его все реже, а потом и вовсе перестала. Вот с тех пор любой запах копченого мяса вызывает у меня слюноотделение.

Когда я стал постарше, колбаса появлялась на праздники, но опять же, не как индивидуальный продукт, а в качестве составляющего салата оливье, без которого не обходился (и до сих пор не обходится) ни один праздничный стол. Но не конская, а нежнейшая ароматная любительская. Жаль, что в оливье ее добавляли так мало.

Еще вспоминается, как праздник, колбаса под названием «Брауншвейгская». Я учился тогда в институте. Так как я жил на полном мамином обеспечении, то стипендию пропивал, проедал и тратил на книги (представьте, на это все хватало). На Сумской улице ласкал взгляд Тараса Шевченко (по версии Манизера) очень интересный гастроном, в котором появлялись периодически нестандартные продукты.

Я не знаю структуры советской торговли, но почему-то продовольственные магазины имели вовсе не одинаковый ассортимент, как это можно себе представить, исходя из принципов планового хозяйства и тотального распределения. То есть, оставаясь по форме государственными, магазины по внутренней сущности были частными, и каждый завмаг искал разные пути для того, чтобы в его магазине появлялся интересный товар. Например, в одном захолустном магазинчике на окраине Харькова часто появлялись настоящие грузинские вина, и весть об этом распространялась среди любителей быстро. А в гастрономе на Сумской всегда взгляд приковывали армянские коньяки и портвейны, которых больше нигде в Харькове не продавали. А какие названия: «Аштарак», «Айгешат»!

Вот в этом магазине мы и увидели однажды «Брауншвейгскую». Ее заоблачная цена нас так заинтриговала, что мы купили граммов 100. Мы ее не ели, мы ее смаковали, отрезая полупрозрачные тонюсенькие ломтики, чтобы растянуть удовольствие. А сейчас, каждый, кому не лень, изготавливает колбасу с таким названием, позоря славный город Брауншвейг и гордое имя колбасы.

Правда, существовала и колбаса, о которой я не могу сказать ничего хорошего. Называлась она «китовая». Советские китобои работали отменно, и одно время этой колбасой были завалены магазины. Она имела единственное достоинство — низкую цену. Именно поэтому ее уважали студенты, так как жить на одну стипендию очень непросто. Но она так воняла протухшей рыбой, что даже студенты могли ее есть, только тут же запивая водкой и закусывая сырым луком.

Трудно остановиться! Напишу еще про сырокопченую советскую корейку. Когда я работал в Гипрококсе, меня вместе с начальником нашего вычислительного центра послали в Москву на курсы повышения квалификации в Московский химико-технологический институт (на 3 месяца!) на кафедру химической кибернетики под руководством академика В. В. Кафарова. Жили мы в общежитии для аспирантов, и с нами в комнате жил еще доцент из политехнического института.