Борис Хотимский - Повествования разных времен

Когда все вышли. Терновой запер дверь изнутри, испытывая лишь одну неодолимую физическую потребность: поскорей лечь и закрыть глаза. Он второпях разделся, скользнул под одеяло, ощутил приятную свежесть чистой постели, и это было его последним в тот момент явным ощущением.

Проснулся от телефонного звонка — аппарат, оказалось, стоял тут же, у изголовья, на тумбочке. Рядом с керамической вазой, из которой высунулся большой цветок белого пиона, лохматый и круглый, похожий на мордочку болонки. Терновой протянул руку и снял трубку.

— Алло, Витя! — послышался бодрый голос Локтева. — Отдохнул?

— Да, спасибо.

— Как самочувствие?

— Отличное.

А голова болела неотвязно, во рту было мерзко, и при одной лишь мысли о запахе спиртного вновь подкатывала тошнота.

— Ты молоток, Витя! — кричал в трубку Локтев. — Ты наш, ты всем очень понравился. Ты меня понял? Всем! Мы с тобой тут во как поживем, не пожалеешь! Сейчас пригоню машину, поедешь ко мне домой, поужинаем. В семейной обстановке, так сказать.

«А, чтоб ты пропал со своим ужином!» — подумал Терновой и спросил непринужденно:

— Кейса моего не видал?

— У меня твой кейс, не беспокойся. Все в целости-сохранности. Так приезжай, мы ждем…

Конечно, этот вечер потерян, в палаточный табор ему сегодня не попасть, со студентами стройотряда не встретиться. А завтра… А до завтра управляющий и его спортивные парни проведут необходимую подготовку, успеют. Не поехать к Локтеву, отказаться? Нельзя: главное — не спугнуть!

Оно полезно иногда — не спугнуть. А бывает, полезнее наоборот — припугнуть как следует. Смотря с кем дело имеешь.

Прихотливая штука — цепь ассоциаций. За каждым ее поворотом — неожиданное воспоминание. Вот и сейчас вдруг отчего-то вспомнилось, как в прошлом году, еще при матери, в их доме делали капремонт. Без выселения. Тот самый, который с мрачным юмором называют «стихийным бедствием».

Сначала, помнится, явились предвестники бедствия. Их было четверо. Громила с татуировкой на огромных руках оказался жэковским инженером, голос у него был тихий, изъяснялся исключительно вежливо. Некрасивая, с мужской нижней челюстью, девушка представилась как техник-смотритель — никогда не выйдет замуж, подумал Терновой, какая-то особая печать на лице, но затем углядел обручальное кольцо… что ж, как говорил Цицерон, человеку свойственно ошибаться, а глупцу — настаивать на своей ошибке… Толстяк с добродушно-беспечной, как у диснеевского поросенка, физиономией в курчавых бакенбардах назвался прорабом. И еще пришла представительница общественности — кокетливая старушка в мелких седых кудряшках. Все они с многозначительным видом заглядывали в какой-то потрепанный план, вымеряли что-то рулеткой и, тихо посовещавшись, ушли, ничего толком не сказав.

Еще через неделю с утренними газетами вынули из почтового ящика измятый обрывок тетрадного листка в клеточку. Разностильными угловатыми буквами, напоминавшими древнюю клинопись, было начертано:

«Завтра будте дома придут делат римонт».

Назавтра не пришел никто.

А еще через два дня явились слесаря и сварщики. И начали бить кувалдой по батарее отопления — стук и звон пошел по всей квартире, кусками отваливалась штукатурка, в солнечном луче заклубилась рыжая пыль.

Случайно оказавшийся на сей раз дома Терновой спросил:

— А не проще ли, ребята, резануть сваркой?

— Проще пареной репы, хозяин! — осклабился сварщик в грязно-выцветшем негнущемся комбинезоне и вязаной лыжной шапочке над развернутыми, как у насторожившегося бычка, ушами.

— Да ну, баллон еще тащить! — другой, высокий, косолапый, бросил кувалду, закурил, стряхивая пепел на подоконник. — Сегодня мы только старые уберем, а то завтра за нами машина придет, грузить будут.

— А новые когда? — поинтересовался Терновой.

— Новые? Когда привезут.

— Лежат же во дворе.

— И все-то вы, хозяин, замечаете… То других размеров, негабаритные. По ошибке завезли.

— А габаритные когда завезут? — не унимался дотошный «хозяин».

— Хрен его знает. Может, сегодня. А может, через две недели.

Терновой даже головой мотнул, до того непривычно и противно было возникшее ощущение полнейшей младенческой беспомощности. Похоже, намечавшуюся командировку придется отложить. И — спешно оформить положенный отпуск, который все еще никак не удосужился использовать. И Ане отдых испортил: все свои каникулы провела в городе. Хорошо, хоть Виталика удалось пристроить: детский сад на дачу вывезли; каждое воскресенье навещали его; парень вытянулся и загорел за лето, а главное — по дому соскучился. Это очень даже неплохо, когда по дому скучают…

Терновой вздохнул и спросил унылым голосом:

— Ну, и как же?

— А чего как?

— Договоримся, может?

— Может, договоримся.

Наконец вроде друг друга понимать начали.

— Сколько кинешь?

— Ну, сколько, чтобы не обидно?

— Ну, на бутылку.

Столковались. Противно и унизительно! Но как быть? Альтернатива — где она?

А те тут же быстренько приволокли голубой баллон с черными шлангами. Другим уже, услужливым тоном посоветовали:

— Газетки-то свои уберите подальше, а то, не ровен час, искра попадет. Вот на прошлой неделе были мы в одном доме…

Споро и аккуратно разрезали трубу за трубой, пыхтя выволокли старые радиаторы — за ними по всему полу пролегли ручьи почерневшей прошлогодней воды.

— Не беда, ваши хозяйки приберут, это легко отмывается.

Получив обещанное, спросили, нет ли еще трояка — одолжить.

— До завтра, а? А то — пообедать… А завтра, не сомневайтесь, мы новые радиаторы добудем, тут же и установим. Завезут не завезут — найдем, это уж наша забота. А то и правда, чего вам зря мучиться…

Пол после них Аня отмыла с превеликим трудом. Мать все порывалась помочь, но допущена к подобной работе не была.

Назавтра, лишь к вечеру, когда мать прилегла отдохнуть, Аня накрывала стол к ужину, а Терновой и Виталик помогали ей в этом нехитром деле, явился тот, который в лыжной шапочке. Шапочка, правда, теперь сползла на сторону, задержанная оттопыренным ухом. Разило от гостя метра на два, не меньше, голову он держал напряженно, покачивая, как недавно родившийся. Слова выдавал с превеликим усилием.

— Вас… — он пристально посмотрел на Аню. — Тебя… как звать? Я ничего, извиняюсь… А радиаторы мы завтра, как штык!.. Хозяин, не сомневайтесь! И ее… она ваша супруга, я вижу… я ее уважаю, не сомневайтесь! И вас, мамаша, тоже уважаю. Я буду шеф вашей квартиры… Слово шефа — закон!.. Сказал, значит, все!..

Пока не дали ему еще трешку, не уходил.

Назавтра они не показывались. Не видать их было еще полторы недели. В конце концов Терновой обнаружил их во дворе соседнего дома, где тоже шел капремонт. Отводили глаза, извинялись, божились. А что он мог им сделать? В том-то и проблема… Когда дело касалось всяких прочих безобразий, спецкор Терновой был хватким и цепким. Но тут касалось его лично, тут он чувствовал себя безоружным. И все же в конце концов потерял остатки терпения — явился к Главному и все изложил.