Борис Хотимский - Повествования разных времен

— Спасибо за комплимент, Лера.

Пыталась вразумить его, дурака неглупого:

— Всех не переждешь, Виктор! Не забудь, мы ведь и общественную деятельность учитываем. Ты же у нас, так сказать, один из капитанов команды…

— Вот-вот! — перебил он, не дослушав. — А капитан, как известно, в случае бедствия покидает корабль последним. А не вне очереди.

Поди потолкуй с таким! Но явившийся к ней сейчас мальчик явно из другого теста испечен.

— Что ж, Юрий Харитонович, — быстро соображая что говорить, Краюхина в то же время не переставала вспоминать, где же он ей все-таки встречался. — Давайте начнем сразу со статьи. Не с репортажа, а со статьи. Вот нам нужна такая тема…

Выслушав ее внимательно, Шилов заметил:

— Да, тему вы мне подкинули актуальнейшую.

— Уж стараюсь… Так что статья пойдет с колес. А там, лиха беда начало, сообразим и провернем еще что-нибудь. И ко дню вашей защиты все уже приметят нового автора — Юрия Шилова. И заодно с кандидатским дипломом получите журналистский билет.

— Надеюсь, раньше. Ведь после защиты не менее трех месяцев будет ВАК утверждать… Да, а какой срок и какой объем?

— Делайте страниц семь-восемь, для газеты это не так уж мало. А срок… Чем скорее, тем лучше для нас.

— И для меня, — он улыбнулся приветливо, но сдержанно. Затем, едва заметно поколебавшись, спросил как бы между прочим: — Лера, вы смотрели новую постановку «Пигмалиона»?

Ее малость покоробило фамильярное обращение по имени — мальчишка ведь еще! Однако решила не придавать значения. В конце концов, нынче многие молодые люди не ощущают возрастной дистанции, да и она еще, слава богу, не старуха. О чем уже шла речь сегодня… К тому же, на шалости своей лейб-гвардии положено смотреть сквозь пальцы.

— Нет, Юра, — она решила называть его тоже по имени. — Еще не смотрела.

— Сейчас трудно попасть, даже по удостоверению. Но я смогу вам помочь в этом деле… Через неделю принесу статью, а насчет билетов позвоню послезавтра. Всего доброго, Лера, спасибо…

— Не за что.

— Как это не за что! А за внимание? Внимание теперь дороже любой валюты… Да, чуть было не забыл! Папа просил передать вам привет.

— Благодарю. Ему от меня тоже. Не забудете?

— Передам непременно. Он очень тепло отзывался о вас.

— Что ж, приятно слышать. А вы на своего папу мало похожи.

— Я весь в маму. Говорят, хороший признак: счастливым буду… Ну, пойду, не буду вас отвлекать от работы. А то, как в том анекдоте…

— В каком? — Все свойства женской натуры, включая и любопытство, не были чужды Краюхиной. И Шилов это усек.

— Да слыхали, наверно. Насчет разницы между англичанином и французом.

— Нет, не слыхала. В чем же разница?

— Англичанин уходит не прощаясь, а француз, прощаясь, не уходит… Но я русский — прощаюсь и ухожу.

«Все-таки пижон!» — подумала Краюхина, когда Шилов ушел. И вспомнила наконец: эту смазливую рожицу она видела недавно в одном зарубежном журнале, в разделе мод, у манекенщика.

Любопытная, между прочим, жизнь на дне морском.

Ползают медлительные крабы, грозно шевелят клешнями. Никуда не торопятся, следят за порядком. Завидя крабов, морские звезды кокетливо извиваются.

С морскими звездами соперничают восседающие на камнях и раковинах красивые актинии. Они похожи на цветы и не двигаются с места. А зачем им передвигаться, ежели еда сама в рот приходит?

За утонувшим якорем живет каракатица. При виде чего-либо нового, неведомого, она, как известно, пятится. Потому, вероятно, что у нее в жилах чернила текут. Слегка водой разбавленные. Чуть что не так — за чернильной завесой укрыться можно. Сквозь такую завесу и сама каракатица не видна, и на опасность глядеть не так вроде бы страшно. Оттого-то и чувствует себя здесь каракатица, как рыба в воде.

Кстати, о здешних рыбах. Рыба-кузовок, например, частенько надувается и становится вдвое больше. Она уверена, что нет в море рыбы важнее. Но такого же мнения о себе были две поджарые зубастые рыбы, которые весьма чудно назывались по-латыни, но теперь для простоты обозначены в народе живоглотами. Каждый живоглот считал, что без него море высохнет. Ихний спор перешел в драку. Но покуда к месту поединка прибыли дежурные крабы, выяснилось, что живоглоты успели сожрать друг друга. Но море после этого почему-то не высохло.

И рак-отшельник доволен этим обстоятельством. Он прячет свое дряблое брюшко в красивой раковине, построенной другими. Радуется, что его не съели зубастые живоглоты и не вытащили из раковины придирчивые крабы. Стало быть, именно к нему на раковину и переселится молоденькая актиния. Она ведь не дура…

Входя в комнату, Машенька споткнулась о порог. И, пожалуй, могла даже упасть, если бы не мгновенная реакция Тернового — успел подхватить ее.

Но не успел вслед за тем отстраниться — она тотчас прильнула, якобы невзначай, вся теплая, трепетная…

Одно помогло: успел, успел все же подумать об Ане. Не просто подумать, а — увидеть ее лицо, услышать ее голос, ощутить ее всю. Неповторимую. Незаменимую — никем! И сразу эта прильнувшая к нему привлекательная Машенька, от которой только что едва было не потерял управление собой, стала чуждой. Нежеланной. Неприемлемой. И теперь только учуял, что пахнет от нее недавно выпитым. Когда — от женщины, это вдвойне неприятно.

Взяв горничную за плечи, отстранил от себя — не грубо, но решительно, преодолев ее некоторое сопротивление. Тогда она, якобы уступая его силе, попыталась опрокинуться на койку. Удержал, усадил на стул, единственный в этой комнате. Усмехнувшись, заметил добродушно:

— Спотыкаться о порог — плохая примета.

— А пошел ты со своими приметами! — ее черные зрачки глядели озлобленно и растерянно.

— Куда же мне идти отсюда?

— Могу уточнить! Если сам не догадался.

— Догадался, Маша, — Терновой перестал усмехаться. — Я, видишь ли, догадливый. И уточнять не надо. Не люблю, когда женщины ругаются.

— Не любит он… А что ты вообще любишь?

— Многое. Чистоту, например.

— Здесь что, не прибрано разве? — Машенька, сбитая с толку, огляделась вокруг. — Еще утром прибрала вроде…

— Спасибо. Но я о другой чистоте. Понимаешь?

— Усекла, — ее яркие губы однобоко скривились, будто собралась всплакнуть да передумала. — Не такая уж дурочка… Хочешь сказать, ты — из чистеньких, а мы — из грязненьких. Все ясно! У матросов нет вопросов.

— Но к матросам есть вопросы. — Терновой снял пиджак со спинки стула, на котором сидела Машенька, вся напрягшаяся, когда его руки приблизились. Накинув пиджак себе на плечи, сел на койку, потер пальцем переносицу. — Ты ведь хотела сказать мне что-то? Говори, я слушаю.