Тарас Рыбас - Красный снег

— Алло! Барышня! Вот так бывает… Вы ко мне? — спросил он, как будто даже обрадовавшись поломке,

— Нам товарища Артема…

— А-а, ясно. — Голова с зачесом набок склонилась над бумагами.

— Не знаете, скоро будет?

— Не знаю.

— Ждать придется?

— Ждите.

Фатех вопросительно посмотрел на Вишнякова.

«Вот оно как, — сердито подумал Вишняков, — им уголь привезешь, а они разговаривать не желают…»

— Может, подсобить? — спросил он.

— Каким образом? Вы телефонный мастер?

— Не про то речь! Вы спрашиваете про крепежный лес и вывозку угля — могу сказать, на нашем руднике нет крепежного леса, а порожняк под погрузку не дают.

— Очень хорошо! — сказал хозяин комнаты, не поднимая головы.

— Ничего хорошего нет в том, что крепежного леса не подвозят на шахту!

Человек с любопытством посмотрел на Вишнякова.

— Я инженер-секретарь председателя Совета Буйницкий. С кем имею честь?

— Вишняков, председатель Казаринского Совета, из Донбасса. Фатех — рабочий шахты.

— Очень хорошо! — Глаза из-под очков в жестяной оправе внимательно оглядывали обоих. — Рабочий или телохранитель?

— Придумывай, да не очень! — озлился Вишняков. — Где товарищ Артем?

— Затрудняюсь ответить, — произнес спокойно Буйницкий, как будто не заметив возмущения Вишнякова. — Но, если позволите, мы пока без него… — Буйницкий открыл тетрадь с записями. — Казаринка… есть такая. Добыча не прекращена, а отгрузки нет. Оч-чень хорошо…

«Дразнится, что ли? Зарядил одно и то же и щурится, как кот на солнцепеке».

— Почему не отгружаете? Вам передали паровоз… — продолжал он.

— Порожняк составами подается под погрузку, — сверкнул глазами Вишняков. — А представитель наш дорожку метет, не беспокойтесь. Ты записи эти брось!

Дверь резко открылась, и в комнату вошел невысокого роста человек. Шапка небрежно заткнута за пояс, сапоги грязные, оттаявшие усы свисают. Как будто все на осунувшемся, бледном лице вдруг отяжелело и опустилось. Только округлый подбородок выдавался упрямым бугорком, а брови твердо сжимались у переносицы. «Наш будто…» — определил Вишняков.

— Товарищ Артем, — объявил Буйницкий, передавая ему тетрадь с записями.

— Нашелся состав с лесом? — спросил Артем, бегая глазами по записям.

— Последние известия поступили со станции Валуйки. И исчез.

— Все загадочно исчезает! — Артем нервно зашагал по комнате. — Только что я разыскал три вагона с цементом — их загнали на хозяйственный двор кондитерской фабрики. Горнопромышленники стараются! Ломают, прячут, отдают спекулянтам. Пуд цемента на черном рынке стоит триста рублей! Вы понимаете, что это значит? — остановился он перед Буйницким. — Нас берут за горло!

— Очень хорошо!

— Оставьте вы эту привычку! Что хорошего? Еще месяц такой жизни — и нам придется идти по миру!

— Я считаю, — ровным голосом произнес Буйницкий, — что враждебные действия горнопромышленников против нас проясняют обстановку. До сих пор они откровенно не выступали против фабрично-заводских комитетов.

— О чем вы говорите? Дитрих мотается от Каледина к Петлюре, от Петлюры еще куда-то там, к другому черту, предлагает займы, а вы говорите об откровенности. Во дворе кондитерской фабрики ко мне подошел подозрительный тип и заявил, что Дитрих сейчас в Харькове.

Артем снова зашагал по комнате. Взгляд его остановился на Фатехе и Вишнякове.

— Вы меня ждете, товарищи?

— Так точно!

— Откуда?

— Из Казаринки, Донбасс…

— Уголь добываете?

— Пока добываем. Карательные казачьи части бродят рядом…

— Погоди, погоди, — перебил Вишнякова Артем, — это ваш уголь на Балашовском?

— Так точно!

Артем подошел к Вишнякову и пожал ему руку, затем схватил и потряс руку Фатеха.

— Товарищ с Востока?

— Так точно! — подтвердил Вишняков.

— Да что ты так? — улыбнулся Артем. — Не на военном смотру, а скорее в интендантском складе. Слышишь, как мы живем?

— Мы уж кое-что и видели, — ухмыльнулся Вишняков.

— Что именно?

— В Чугуеве петлюровская часть переходила на сторону советской власти… Гимназистиков тоже видели.

— Балуют мальчишки, — досадливо поморщился Артем. — Как у вас со снабжением материалами? — перешел он к тому, что его больше беспокоило.

Вишняков рассказал о положении на шахте, не умолчав и о том, что вел переговоры с Дитрихом.

— Скажи пожалуйста! — задумчиво произнес Артем.

— Говорил я с ним. А куда же нам деться?

— Нет, нет, я не об этом, — остановил его Артем. — Когда они идут па переговоры, надо переговоры вести. Почему он удостоил вниманием один рудник? Нас изучают по всем линиям, — сказал он, усаживаясь к столу. — Нас нельзя взять с налета, надо подготовиться к осаде. Интересуется, наверное: а кто же управляет шахтой без владельцев, каковы финансовые дела? Что вы скажете по этому поводу? — спросил он Буйницкого.

— Я достаточно хорошо знаю господина Дитриха, чтобы подумать иначе.

— А не связано ли исчезновение некоторых материалов с присутствием Дитриха в Харькове? — Артем посмотрел на Вишнякова долгим, пристальным взглядом. — Как думаешь?

— Он — может.

— Ты хорошо его знаешь? У тебя была одна встреча?

— Будто одна… — смутившись под прилипчивым взглядом, ответил Вишняков.

— Другого ничего не было?

Вишнякова будто жаром обдало.

— Не веришь?

— А ты не обижайся, — колюче вглядывался в него Артем. — Я припомнил сейчас телеграмму… Помните, Буйницкий, мы с вами еще гадали, кого донбасский товарищ имеет в виду? Будто и среди шахтеров могут быть «примиренцы» — с капиталистами вступают в переговоры.

— Трифелов написал, — насупившись, сказал Вишняков.

— Почему решил, что Трифелов?

— Больше некому.

— А если Трифелов, то и верить не надо?

— Дело твое, — вздохнул Вишняков. — Я тут как на духу… А про Трифелова скажу: умен. Может, гораздо умней меня. Комиссаром в Дебальцево его не зря назначили. Только и умный, случается, на дороге кочки сшибает. Живет — словно в шашки играет. Мне никак нельзя ехать с эшелоном, а он — давай! Посидит без меня, подумает, может, переменит решение насчет работы шахты и другого остального.

Артем слушал, подергивая ус.

— Ведь вы Трифелова знаете хорошо, — вмешался Буйницкий.

— Да, приходилось встречаться. — И снова к Вишнякову: — Не обижайся. Происходит живой процесс революции. Нам трудно, мы ошибаемся. Важно, чтобы ошибки не затрагивали основы, чтобы мы шли правильным путем. Я уже сказал, встречаться можно с кем угодно. Только примиренчество гони к черту! Приняли-то тебя в Харькове как?

Вишняков взялся за шапку.

— А что приемы? Уголек привезли — никто не поругает. Спросить только надо, как уголек этот достается.