Михаил Соловьев - У Дона Великого

Оба князя громко рассмеялись, выслушав эту нехитрую сказку. А Боброк добавил:

— Ить бабы, они жадные. Им бы так и молодиться всю жизнь.

— А я б тож хотел пятилетним стать, — шутливо произнес Дмитрий Иванович. — Никаких тебе хлопот: живи, воробьев гоняй да мамку с батькой почитай — вот и все заботы.

Он обулся, вобрал рубаху в штаны, застегнул пояс, подсел к уже одевшимся спутникам.

— Ты, Михалыч, так нас байками затешишь, мы и Мамая прозеваем… Давайте вместе одно важное дело решим: на какие полки каких князей да воевод посадим. Тут крепко покумекать надо. Вот как я мыслю. Полк Правой руки отдать под начало князей Андрея Федоровича ростовского и Андрея Федоровича стародубского и дать им строгий наказ: от Большого полка далеко не отрываться, не обнажать его правый бок. Короткая атака — и назад, короткий удар — и опять назад. Для сего распорядись, Михалыч, прибавить Правому полку побольше конных ратей. Лишь в самом крайнем случае, коль ордынцы уж совсем будут одолевать Левый полк, им надо будет сбоку врезаться в тумены вражьи. Сей крайний случай им надлежит самим угадать: воеводы они славные, умные, авось не прозевают тот случай. А до той поры оберегать Большой полк им накрепко. Так ладно будет?

Владимир Андреевич и Боброк согласно кивнули головами.

— В Большой полк поставить пешие дружины и ополчения. К сему полку причислить князей Ивана Васильевича смоленского да молодого Глеба брянского и воевод Ивана Квашню, Дмитрия Минина, Иакинфа Шубу. Великокняжеский стяг препоручаю охранять воеводе Михаилу Бренку с владимирской и суздальской дружинами. Главным над Большим полком быть московскому воеводе окольничему Тимофею Васильевичу Вельяминову. Вы знаете, Вельяминов воевода многоопытный, с полком сим управится. Теперь полк Левой руки… — князь задумался, почмокал губами и даже посмотрел на стремнину Дона. — Сюда тож надо больше пеших ратников ставить, им тут скакать некуда, держись за матушку-землю, и все. Но тут не иначе как жарко будет… Кого ж тут поставить?

— Может, кого из Ольгердовичей? — подсказал Владимир Андреевич.

— Нет, брате. Поставим над полком Левой руки князей белозерских — Федора Романовича да его сына Ивана. Отец зело храбр, стоек, доблестен да и умен вельми, а сын его воин отменно смелый, в бою яко лев. Князья белозерские будут стоять насмерть, не отступят… А князю Дмитрию Ольгердовичу мы дадим рати позади полка Левой руки. А? Мы знаем его воинское мужество, отвагу да и сторожкость… Он сумеет угадать тот час, в какой надобно подать помощь полку Левой руки.

Великий князь умолк, как бы мысленно проверяя, правильно ли он расставил воевод. Затем потеплевшим голосом произнес:

— А теперь Передовой полк… У него особая стать. Сюда надобно отобрать поболее пеших воинов, но зато самых лучших из лучших…

Дмитрий Иванович призадумался. Передовой полк! Он примет на себя первый, самый страшный удар вражьих сил и погибнет почти целиком. Такова уж его судьба. Но зато натиск врагов, докатившись до Большого полка, будет уже значительно ослабленным. Стойкость воинов Передового полка может принести важный успех в сраженье.

— Кому же нам препоручить Передовой полк? — в раздумье проговорил великий князь.

Боброк, зажав бороду в кулак, сказал веско:

— Кому ж, как не князьям Друцким.

— И я так мыслю! — присоединился к Боброку Владимир Андреевич.

— Во! Справедливо! — согласился великий князь. — Друцким Дмитрию и Андрею Всеволодовичам… Люблю я сих славных витязей! Кто у нас беспримерно отважнее, храбрее их? Правильно! Друцкие тут будут на месте, не посрамят нас… Погибнут, а не отступят ни на шаг. Стало быть, одобряете?

Дмитрий Иванович хлебнул кумыса из посудины Боброка, поморщился и отставил ее в сторону.

— Ну а Засадный полк я препоручаю вам обоим, други мои… Хвалить вас не буду, боюсь испортить… Вы и руки мои, и половина меня самого, и ответствуете за сию битву, как и я сам. Напутствовать вас не буду, сами промеж себя решите как да чего. Но лишь одно прибавлю: ты, брате, князь Владимир Андреевич, не сетуй на меня, но старшим быть в Засадном полку боярину Дмитрию Михайловичу Боброку. То приказ мой.

— А чего мне сетовать? — отозвался Владимир Андреевич. — Мне Дмитрий Михайлович и так вместо отца.

Он полуобнял Боброка сзади и, взбивая по привычке ус кверху, проговорил с хитрецой:

— Мне даже и лучше! В случае чего твоя плеть ему достанется, а я за его широкой спиной спрячусь.

Дмитрий Иванович знал склонность Владимира Андреевича шутить не всегда к месту и потому заметил полушутя-полусерьезно:

— Я тебя, брате мой хороший, и там достану.

Когда привели лошадей, чтобы ехать обратно, Владимир Андреевич, закидывая повод на шею своего коня, сказал уже без шутки:

— Вот мы тут решили: быть битве на той стороне Дона. А ведь иные воеводы мыслят биться с врагами на сей стороне реки: мол, так сподручней.

Дмитрий Иванович, уже сидя на лошади, помахал плетью.

— Для того я и распорядился совет собрать. Будем всех к единому решению приводить.

Когда они возвратились в великокняжеский шатер, явился Бренк с кашеварами, которые угостили их наваристыми щами и добрыми кусками вареного мяса. Покончив с едой, великий князь уже было приладился к кружке с квасом, но его позвали: прибыл гонец от Родиона Ржевского. Известия были такие: литовский князь Ягайло уже перешел с войсками через реки Жиздру и Оку и продвигается вдоль реки Упы к Одоеву. До Дона ему осталось четыре, а то и три перехода.

Об Олеге великий князь получил известие еще утром: рязанский князь от старой Рязани передвинулся к Пронску, но дальше не трогается вот уже три дня. Ему до Дона потребуется не менее двух переходов. Стало быть, в ближайшие двое-трое суток нападения с тыла можно было не опасаться. Не хватало лишь свежих известий от Семена Мелика о продвижении войск Мамая. Это беспокоило князя: хан, если направит часть войск изгоном к Дону, может помешать спокойной переправе.

Дмитрий Иванович уже хотел было уйти в шатер, как увидел странного всадника, у которого за спиной сидел, свесив голову, еще один всадник. Это был Ерема с раненым Турсуном. Его сопровождала толпа ратников.

— Гляди, нехристя сцапал! — раздавались голоса. — Не воин — ястреб!

Особенно старался балагур и весельчак Юрий, или просто Юрка-сапожник, как его все звали. Он шел рядом, держась за Еремино стремя, и приговаривал:

— Быть тебе, сокол ясный, воеводой! Вот помяни мое слово.

Остановившись неподалеку от княжеского шатра, Ерема попросил ратников осторожно снять Турсуна с лошади, а сам заторопился к князю.

— С пленным? — встретил его Дмитрий Иванович. — Добро, парень, добро! — И, прикрыв левый глаз, добавил с хитрой улыбкой: — У них, стало быть, своя смекалка, а у тебя своя?