Генчо Стоев - Цена золота. Возвращение

Он услышал скрип лестницы. Она открыла ему сама — мужчины, наверное, еще набирали строки. В той же блузке и той же юбке. Но на этот раз «О-о-о!» произнесла она. И они опять были наверху, опять вместе, и Марина была все так же прелестна, но прелесть ее вызывала теперь не восторг, а доверие и грусть. Марина сказала, что рада его приходу, что дядюшки ее, когда вернутся, тоже будут рады.

— Дело в том, что я уезжаю, барышня. Потому и пришел.

— Куда? — спросила она вздрогнув.

— На родину.

— Зачем! Я хотела сказать, почему так внезапно, господин Хадживранев?

— Потому, барышня, — начал он медленно, — потому что в ту ночь мне пришлось застрелить двоих. Я сейчас объясню. Да, да, все объясню… — он был уверен, что она его понимает. — Вы знаете, что я хожу в предателях, так вот настало время и приговора. Меня поджидали… А такие встречи, барышня, кончаются стрельбой.

— Еще бы! — воскликнула Марина. — Как я рада…

— Чему вы рады?

— Что вы их, а не они…

— Особенно радоваться не приходится. И я сейчас вовсе не рад, но тогда… начал и не мог остановиться. Стрелял, стрелял и стрелял…

— Да я понимаю вас, — перебила его Марина, — я же на вашей стороне.

— Я просто объясняю…

— Но так, будто стреляете в меня. И… вообще… Сегодня вы какой-то другой.

— Не думаю, но, может быть, вы правы. Как-никак я вернулся с того света.

— Вот именно! И что же вы там видели? Какие вести принесли мне от сатаны?

— Вам мало того, что он сам явился?

Она не ответила. В наступившую тишину с улицы проник перестук копыт. Она взглянула на него, спрашивая: «Вас кто-то поджидает?» — «Свой!» — ответил он кивком. И увидел, как она успокоилась. Казалось, стук копыт за окном испугал ее больше, чем сообщение об убийстве. Она даже улыбнулась, поправила волосы и спохватилась:

— Да что ж это я! Даже не предложила сесть.

Он сел, продолжая смотреть на нее. Ко всем старым невзгодам прибавилась еще одна: судьба снова готовила ему разлуку.

— Двумя негодяями меньше! — сказала Марина. — Стоит ли расстраиваться!

— Барышня, барышня! Скольких негодяев вы убиваете за ночь?

— Собственноручно? — воскликнула она и залилась звонким детским смехом.

— Я надеялся бывать у вас часто, — сказал Павел, — а может случиться, что этот визит прощальный…

Она посмотрела на него долгим взглядом широко раскрытых зеленых глаз, хотела что-то сказать, но только встала и подошла к окну. За ней опять было бездонное черное небо, и слова ее как бы слетели оттуда:

— Прощальный? И мы больше никогда?.. Но, простите, я все же не поняла, почему вы так спешите.

— Потому что явятся двое других! И еще, и еще, и так до тех пор, пока…

— И потому вы решили поспешить им навстречу?

— Я спешу выиграть время, Марина.

— Каким образом?

— Возможно, признаю перед монархом, что мои взгляды потерпели крах, и я, как человек, осужденный действительностью, предпочитаю доживать свои дни на родине, посвятив себя занятиям, далеким от политики.

— Вы? Далеким от политики?

— Допустим… Пока что… Если бы на Балканах уже была хоть одна республика, я бы знал, что делать.

— Ну что ж, господин Хадживранев, приятной вам ретирады. Я приеду к вам в гости, если вы окажетесь там раньше меня. А если задержитесь, то поедем вместе — вы совсем забыли про Дряново! — И вместе с этими, последними словами он услышал: «Как быстро вы про меня забыли!»

— Я не забыл ни про Дряново, ни про вас, Марина. А вы бы со мной поехали?

Она внезапно рассмеялась и так же внезапно смолкла. Подошла, протянула руку к его плечу и сказала:

— Смотрите, нитка… Не знаю только, до какого места мы поедем вместе. Я действительно еду в Дряново.

Он много раз проезжал по улочке, где застрелил тех двоих. Никаких следов не было, кроме светлых пятнышек от пуль — легких сколов на каменных серых плитах. Он сам не знал, чего ищет здесь, и все же каждый день заставлял кучера проезжать мимо заезжего двора.

Тем временем письмо его увозили все дальше и дальше на север. Это послание в канцелярию князя он обсудил с Исмаилом-агой и муфтием: «Сознавая тот факт, что на Балканах не случайно нет ни одной республики, я решил… Остаюсь в ожидании высочайшего…» — «Так, так, — кивал муфтий. — Ясно. Но кому ты адресуешь свое письмо, Павел-эфенди? Князьям так не пишут!» — «Хадживранев иначе не может, — вставлял Исмаил-ага. — Здесь-то и надо помочь. Твоя светлая мудрость должна смягчить его дерзкий тон…»

Наконец муфтий согласился, наконец уехал, а Павел, глядя на белые пятнышки от пуль, не раз спрашивал себя: где они появятся в следующий раз? В каком конце дорогого его отечества? В каком из пловдивских переулков? На какой стене? Белой, оштукатуренной? Пройдя до самых кирпичей? И чьи это будут пули — его или чужие?

Он еще раз посетил типографию. Братья Киряковы, как и в прошлый раз, набирали Ветхий завет. «Дело, конечно, ваше, господин Хадживранев, ваше и Марины, но нам такое путешествие кажется опасным. Она ведь у нас единственная». — «Я поеду с охраной. Видите вон того на лошади?» — «Да, он, похоже, бывалый!» — «И еще таких же найму…» — «Сколько может стоить коляска?» — «У меня уже есть фаэтон, я за него заплатил». — «Это, конечно, выгодно, и все же нужна вторая коляска, мы за нее заплатим… Как-никак она у нас единственная…» — «Ладно, пусть будет две. Это даже не плохо, пустые места заполню товаром!»

И в этот раз он сделал крюк, чтобы заехать на ту улочку, но увидеть следы от пуль ему не удалось. Их разглядывали какие-то люди, человек пять. Один из них махнул ему рукой. Это оказался Исмаил-ага. Он подошел к фаэтону, поставил ногу на подножку, но сам подняться не смог, Павел подал ему руку и подвинулся, уступая место на сиденье.

— Нет такого приговора, Павел. Будешь жить!

— Но он был!

— Нет его, Павел-эфенди! — подтвердил кто-то возле коляски.

Это был муфтий.

— Как? Ты здесь?

— Как видишь, — ответил муфтий.

— Когда ты успел вернуться?

— А я и не уезжал. Отпала необходимость.

— Как же так?

Муфтий пожал плечами, досадливо вздохнул.

— Откуда же ты знаешь, что приговора нет?

— А телеграф на что?

— Такое письмо — по телеграфу?

— Письмо?.. — удивился муфтий. — Я ж говорю — отпала необходимость. Приговора нет и не будет… Так сказали ваши.

— Но об этом писали газеты!

— Газетчики. Князь за них не в ответе. И в Порте ничего не знают.

— А эти… — Павел кивнул в сторону плит, заслоненных незнакомыми людьми, — которые…

— Это — греки. Или сербы. Вот и комиссия, в ней есть и консулы, они подтвердят. Жизнь твоя в сильных руках, скажи спасибо…

Большего Павлу никто не мог сказать. Муфтий изложил все кратко и веско и отошел от коляски. Ответ ничего не сулил, а только давал понять, что Павел бежал по глупости, что никто его не преследовал и что все его беды — и прошлые, и настоящие, и будущие — и впредь будут считаться случайными. Обошлись без его письма, а он должен был обойтись без письменного ответа, и все дальнейшие события пойдут своим чередом, помимо его, Павла, воли. Взреветь бы сейчас, выхватить пистолет и броситься куда глаза глядят… Но он только зажмурился и откинулся на белую подушку фаэтона.