Генчо Стоев - Цена золота. Возвращение

Сейчас судья постарался быть только наверху и всплыл из глубин; в сухой одежде; с локтями, упертыми в замшелый камень; с прислоненной к парапету винтовкой. Надпись была на другой стороне, в каких-то пяти шагах — ширина моста, — и, чтобы ее видеть, не было нужды оборачиваться. А окружность при взгляде на нее с зенита казалась эллипсом.

Из города уже доносилось поскрипывание телег, но у постоялого двора было пусто. Он сам придал такой оборот событиям. Явился сюда, на мост, вместе с партнерами по биллиарду — офицерами, переведенными из княжеской гвардии поближе к будущим южным окопам — когда-нибудь они поведут за собой лихие роты. Он вывел их из казино, и поскольку они предварительно были осуждены на безымянную гибель, то взошли на дугу, словно стремясь получить тем самым шанс на бессмертие.

Он никогда бы не подумал, что блюститель закона может убивать так хладнокровно, но спокойно выстрелил первым, уложил первую тень у ограды и узаконил для всех это право. И спокойно спустился по спокойной половине моста к площади, к телеграфу; и газеты узнали, что следовало, и дворец; а сам он узнал, что князь где-то в этих местах; да, так и было напечатано на телеграфной ленте: «Его Высочество пожелали лично встретить господина Хадживранева. Они в пути и будут очень сожалеть, если…»

Здесь, в гарнизонном штабе, ничего не знали о таком посещении. После очередного стука «морзе», после очередного отказа сообщить место, где ночует князь, поручик Мирский вместе с ординарцем ускакал на поиски. Все же многочисленная свита, привыкшая к многочисленным удобствам, могла находиться только там, где были такие удобства. Мирский не вернулся. Вместо него явились другие всадники — два капитана из княжеской гвардии, блестящие, красные даже в ночи. Первый, цокая копытами, пронесся по мосту, будто никого не видя, прямо к Димитро.

Второй остановился, соскочил с коня и протянул повод: «Держи!» — протянул, не глядя, есть ли рука, готовая его принять.

— Ну господа, хватит баловаться! Его Высочество желает получить рапорт о мятеже.

— Простите, — начал стоявший ближе всех судья, — то, что предпринял Димитро, не мятеж, а…

— Здесь что, нет военных чинов? — перебил его гвардеец.

— Есть! — Офицеры отделились от каменного парапета и подошли поближе. — Ба! Да это Лошак! Неужто ты?

— Он самый! Имею честь принять рапорт о вашем мятеже.

— Какой мятеж, Лошак! Мы охраняем общественный порядок и честь монарха. И то, что там творится, тоже не мятеж, тебе ведь сказал господин судья. Просто убивают торговцев — на мосту, на постоялом дворе… Езжай-ка в морг!..

— Командир гарнизона справился бы лучше… Вам следовало его уведомить… А вы пренебрегли законной властью… верховной властью.

— Простите, — снова вмешался судья. — Мы действовали вполне продуманно. Сообщили во дворец… в штаб… Нам… Не перебивайте меня! Мы с вами даже не знакомы. И вообще… вы намерены выслушать?..

— Забыл представиться, — адъютант звякнул шпорами. — Капитан Кардашев…

— По прозвищу Лошак! — вставили офицеры. — Впрочем, он действительно помесь, господин судья. Чистокровный лошак. Хотя, может, мы и не справедливы. Может, мамаша зачала его от святого духа… Но, ничего, у него еще все впереди… Глядишь, супруга выродит княжича. Да… Как будет обидно, господин судья, если такой счастливчик подохнет, стреляясь с каким-то провинциалом!.. Господи…

— Замолчите, прошу вас! — крикнул судья совершенно растерянный. Не-ет, такой тон не может быть вызван одними политическими разногласиями, он опасен и при поражении и при победе! — Простите нас, господин Кардашев. У нас была трудная ночь… А ведь штаб замещает командира, когда… Прошу вас, выслушайте же!.. Потому что именно штаб отказался…

— Кретин, — процедил сквозь зубы капитан. — Не лезь, дай потолковать со старыми кадровыми ослами…

— Браво, Лошак! — подбодрили его офицеры. — Покажи господину судье, кто ты есть и почему любые толки о тебе лишь детский лепет…

— Так это он? — спросил судья, повернувшись к своим. Он уже отчаялся, уже убедился, что только так и можно. — Один торговец свиньями мне сегодня ночью рассказывал об этом господине… Гнусно… а похоже…

— Торговец свиньями? Его тут недоставало. И что ж, он тоже участвовал?

— Даже погиб.

— Убит?.. Жаль, кто-то меня опередил. На чьей стороне он дрался?

— На стороне князя, естественно! — ответил судья. — Он убит, но вы не унывайте, ведь и живые отзываются о вас достаточно лестно…

— Благодарю… — кивнул капитан, делая вид, что не заметил вызова, и, снова звякнув шпорами, добавил: — Капитан Кардашев, второй адъютант Его Высочества. Имею все высочайшие полномочия. Представьте себе, что вы говорите с монархом. Ну, не теряйте же смелости и продолжайте, продолжайте…

— Не так уж трудно себе представить… — заметил судья.

Остальные притихли. То, что Кардашев — княжеский адъютант, было для них внове; новым было и их молчание.

— Я уже не имею права на ссоры, — пояснил гвардеец. — Не имею права и прекратить дознание. Впрочем, не вижу особой разницы между вами и тем торговцем свиньями. Надеюсь, что очень скоро вы с ним увидитесь…

Появился ветер. Он тек между ракитовых берегов и ухал в каменном жерле моста у них под ногами. Лунное небо было выметено и проветрено. Оно приготовилось и ждало. Кого?..

Ненужный разговор прервался. Вместо слов до судьи долетали запах одеколона, лошадиного пота и густой дух предрешенной смерти — как чего-то материального, что человек этот, стоящий рядом, носил с собой. Судье захотелось увидеть его лицо. Он вытащил сигареты, стал искать спички. Он старался сделать это незаметно, но адъютант засмеялся, словно заглянул ему в душу; заглянул бесцеремонно. «Минутку, разрешите!» — и зажег спичку.

Он держал спичку в пяди от своего лица — так, чтобы его можно было хорошо рассмотреть. «О-о-о!» — вырвалось у старых его однокашников. Кривая, страшная усмешка сияла там. Вместо губ — края свежей раны, тянувшейся от щеки к подбородку и покрытой тонкой пленкой. Маленькая голова сидела на жилистой шее. Глаза на смуглом лице под сросшимися бровями глядели печально. Красота этого лица складывалась из черт, чуждых друг другу, спаянных лишь общим шрамом.

— О-о-о!

— Но факт! — кивнул Кардашев. — От ножа попа Грую.

Пламя погасло, лицо исчезло, а вторая зажженная спичка придвинулась к судье.

— Так-то, друзья. Значит, можем… когда потребуется. Я уже не в охране… А зла не помню… Вам, родовитым, я даже обязан… заставляли меня гоняться за шансом, а сами свои упустили. Впрочем, чего вы молчите? Или все сказано?

— С вашего позволения, — начал судья и почувствовал, что ноги его сами собой стали по стойке «смирно», — настоящий разговор еще и не начат. Да, я лицо не военное, но призван охранять закон, конституцию… Да, мы защищали ее с оружием, но после того, как известили об этом дворец, гарнизонный штаб! Если и есть виновные, то ищите их среди тех, кто бездействовал! Арестуйте дворцовую канцелярию за моральную поддержку бандитам. Телеграфная лента у меня в кармане! И еще: вы явились сюда, вы обвиняете… Но мы ведь сами вас разыскивали. Хороши преступники, боже мой!