Камен Калчев - Отважный капитан

— Едите, да?

— Сели вот перекусить… с моим приятелем из Еркечского хутора.

Турки молча окинули взглядом дедушку Станчо. Они возвращались с охоты, были голодны и думали только о еде. Снимая с плеч сумки, они послали Стойко на улицу, чтобы он внес остальные их вещи.

— Пойди погляди, какая у нас добыча — просто чудо!.. Поднимайся и ты, старый пес! Чего расселся? — обратились они к дедушке Станчо.

Убедившись, что эти «любезные» слова относятся к нему, старик тотчас вскочил на ноги и пошел помогать.

— Мы потом обливаемся, а он расселся, — продолжал бубнить турок. — Держи мешок и вот эту торбу! В них цыплята и две индюшки… Да смотри не выпусти их.

Лошади турок были навьючены провизией, награбленной в окрестных селах.

Мустафа-бей был длинный и тощий турок с черным лицом и вечно красными от пьянства глазами. А Челеби-бей был низкий и толстый; на его рябом лице не было ни единого волоска. Ни дать ни взять — евнух. Оба верно служили султану: собирали подати, грабили на дорогах людей, а кто им противился, тех убивали.

Старики принялись готовить еду, а турки лежали на рогожке у очага. Тем временем гончие, обнаружив медведя, подняли бешеный лай.

— Чорбаджи, что там может быть, почему собаки лают?

— Медведь, эфенди, — ответил дедушка Стойко. — Он на привязи.

— А вдруг отвяжется?

— Да он ручной, эфенди, — добавил дедушка Станчо. — Ничего он не сделает.

— Вы мне смотрите! — пригрозил турок. — Ежели что случится с гончими, не сносить вам головы.

— Не стоит беспокоиться, эфенди, ничего не случится! — убеждал его дедушка Станчо, но в душу его закралась тревога.

Турки утихомирились, однако дедушке Станчо по-прежнему было как-то не по себе. Его беспокоил медведь. Откуда взялись эти гончие, пропади они пропадом?!

Обед прошел благополучно. Турки наелись досыта. Истребовали налог за то, что, угощаясь, натрудили свои зубы, взяли такой же налог в пользу своих лошадей и легли подремать. Едва они уснули, как гончие снова подняли лай. Мустафа-бей — более решительный — поднялся и вышел. Челеби-бей тут же последовал за ним.

— Слушай, дружище, — сказал Мустафа-бей, — я и волков убивал, и диких кабанов, а вот медведь мне ни разу не попадался.

Мустафа-бей вскинул ружье и прицелился в медведя.

Дедушка Станчо, упав к его ногам, умолял:

— Не убивай его, чорбаджи, ради бога. Смилуйся! Больше ничего у меня нет, только он один…. Что я стану делать без него? С голоду помру.

Турок презрительно пнул старика ногой.

— Посмотри, Челеби, как я пальну ему прямо в голову!

— Целься в сердце, Мустафа!

— А мне хочется в голову.

Натянув цепь, медведь удивленно глядел на незнакомца, который направил на него ружье. Ободренные присутствием хозяев, собаки стали еще более яростно набрасываться на медведя, подбегая к привязанному зверю все ближе и ближе. Дедушка Станчо, бледный, весь в поту, продолжал умолять турок, но они его не слушали. Ярость их поутихла — сейчас их разбирало одно только любопытство: попадут они медведю в голову, уложат его одной пулей или нет?

— Подойди ближе, Мустафа! Глаз у тебя меткий, да пули слабые. Ближе подойди и тогда стреляй! — советовал ему Челеби-бей.

Мустафа послушался. Подойдя еще на несколько шагов, он снова вскинул ружье.

— Целься в сердце, Мустафа!

— Нет, в голову!

В тот же миг долину потряс сильный грохот. Из ствола вился синеватый дымок. Медведь стоял невредим.

— Ой, Мустафа, что случилось?

— Пуля пролетела над головой, Челеби.

— Целься в сердце!

Разозлившись, турок перезарядил ружье и снова прицелился. Но и вторая пуля прошла мимо. Тогда Челеби-бей взял свое ружье и тоже навел его на медведя. Мустафа не унимался. Обидно все же так осрамиться перед приятелем!

Лишь после третьего выстрела медведь взревел, покачнулся и упал на бок. Турки завопили, продолжая стрелять. Кто нанес медведю смертельную рану — Мустафа-бей или Челеби-бей, понять было трудно.

— Машалла, [26] Машалла — браво. Челеби!

— Машалла, Мустафа! — хвастались они друг перед другом и топтались вокруг убитого зверя, все еще не решаясь подойти к нему близко.

Закрыв руками лицо, дедушка Станчо отвернулся, обогнул мельницу и незаметно для турок исчез в лесу.

Лай собак еще долго разносился по окрестным долинам.

Старик все дальше убегал в горы, и сердце его обливалось кровью.

Турки еще долго оставались возле убитого медведя, похваляясь друг перед другом совершенным подвигом. Наконец они решили вернуться на мельницу и выпить.

— Чорбаджи Стойко, пойдем, и ты выпьешь с нами рюмку подогретой ракии, — сказал на радостях Мустафа-бей. — И гостя своего зови.

— Не пьется мне, бей-эфенди.

— Ба! Почему это тебе не пьется?

— Мне что-то не по себе… продрог я.

— Именно потому тебе и следует выпить — согреешься… Ступай зови своего гостя. Нечего упрямиться.

Войдя в мельницу, турки подсели к очагу и подгребли жару к баклажке с ракией. Прошло несколько минут, а хозяина все не было. Мустафа-бей рассердился:

— Эй, чорбаджи Стойко, ежели ты не придешь выпить с нами по рюмочке, я с тобой поссорюсь на всю жизнь. Так и знай!.. Слышишь? Зови своего гостя!

Старик молча вошел. Турки смерили его взглядом.

— Где медвежатник?

— Нет его, бей-эфенди.

— Ступай разыщи его и скажи, чтоб он шел сюда, иначе он у меня попляшет. Слышишь? Пускай немедля идет ко мне!

Мустафа-бей заскрежетал зубами, и лицо его стало еще чернее. Старик вышел. Подойдя к запруде, он начал звать медвежатника. Долго звал. Но Станчо и след простыл.

Когда старый Стойко возвратился на мельницу, турки уже успели выпить.

— Ну, чорбаджи, где же твой гость?

— Нет его, бей-эфенди.

— Дал тягу?

Турок встал на ноги и подошел вплотную к напуганному старику.

— Это ты надоумил его удрать?

Стойко пытался что-то сказать, но в этот миг Мустафа-бей ударил его кулаком в грудь.

— Гайдуцкая тварь! Думаешь, я не знаю, кто ты такой? Кого ты собрался обманывать? Этот медвежатник случайно не из четы Кара Танаса, а? Отвечай! Верно?

— Нет, Мустафа-эфенди.

— Не ври, гяур! Знаю я, что ты за птица! Твой сын ушел к русским, а ты пытаешься это скрыть. Посмотрим, что ты запоешь под вечер, когда мы тебя приведем к Али-бею… Ты у него сразу заговоришь, свинья! Думаешь, я не знаю, что ты за птица?

Старик молчал.

Мустафа-бей вернулся к своему приятелю, однако ракия уже не казалась ему столь приятной. Его очень задело то, что этот гяур, не оценив его приглашения, отказался выпить с ними ракии, а другой и вовсе сбежал.

— Я вас проучу! — не унимался честолюбивый турок, пронзая злобным взглядом приунывшего старика. — Вот сейчас пойдем в Котел к Али-бею… Он тебя вразумит!