Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни

Выигрывала она перед подругами и внешностью — была чуть ниже среднего роста (158 см), тонкая и стройная, с ровными длинными ногами и с маленькими узкими ладошками. Ее европейски удлиненное лицо с правильными классическими чертами, имело белую бархатистую кожу и едва заметные румянцы на щеках. Но больше всего ее необъяснимая избранность подчеркивалась меткой на правой щеке — тремя выпуклыми мягкими родинками, расположенными вытянутым вниз треугольником. Они поражали не просто нетипичностью, а очевидной намеренностью выделить ее из толпы.

А еще Прасковья Яковлевна никогда не болела!

Она училась в школе средне, но отличалась аккуратностью и прилежанием, и это привлекало к ней симпатии подруг и учителей. Тихая, застенчивая, старательная девочка ни у кого не вызывала раздражения, и этим нравилась людям.

Яков Алексеевич, словно предчувствовал, каким неласковым будет спешащее к ним грядущее, как мало любви и нежности принесет всем, и посильно баловал дочь. Так, он завел отдельного коня, специально чтобы возить ее в школу и со школы.

— Конь этот послушный был, спокойный. Утром папаша выведет его из конюшни, наденет уздечку, повод забросит ему на спину, и он уже знает, что будет везти меня в школу. Папаша поднимал и усаживал меня в седло, — надиктовывала Прасковья Яковлевна своей дочке на диктофон в январе 2002 года. — Я выезжала за ворота, а там пускала коня в бег, чуть наклонялась вперед и от страха закрывала глаза, только чувствовала, как мои подстриженные волосы развевались на ветру и били меня по шее и по горлу. Приезжала в школу лучше всех наутюженная и в чистой обуви. Особенно конь выручал осенью, когда дороги размокали от дождей. Добравшись до места, я спрыгивала на крыльцо, хлопала коня по крупу, закидывала повод ему на спину и отпускала домой. Он знал дорогу, ведь маршрут был простой: в школу — прямо до магазина и направо, а со школы наоборот. После уроков чаще добиралась домой пешком, самостоятельно приходить за мной конь не был научен. Да и помятое платье и испачканная обувь меня уже не заботили.

Зимой и летом бедной Прасковье не удавалось выспаться. А она так мечтала с утреца хотя бы разочек понежиться в постели, никуда не спешить. Ну зимой, известно, школа тому мешала. А летом-то можно было бы? Нет, летний режим дня диктовала работа.

«Хоть я и маленькая была, щупленькая. Но старшая в семье помощница, и родители меня везде брали с собой на работу. Помню однажды поехали мы в степь на прополку кукурузы и подсолнухов, там у нас огород был. Рано встали, чтобы по прохладному времени больше сделать. На поле папаша встал за агрегатом для прополки, а я сидела на своем коне и руководила им, чтобы он таскала тот агрегат по рядкам. Идет себе конь и идет, монотонно и медленно. Солнышко пригревает. Так хорошо вокруг... И меня невольно клонит в сон! Сижу я на коне, а голова на грудь сама падает. Задремала, значит, я, а конь пошел по полю зигзагами. Папаша гневается и дергает полилку туда-сюда, чтобы не срезать всходы. Потом окликает меня:

— Да веди коня по рядку! Что ты виляешь?

Я очнусь, выправлю дело, а через пару минут опять засну. Наконец, папаша понял, что я просто сплю! Ну, он взял и хватил меня батожком вдоль спины, чтобы надежно разбудить.

А мама шла следом, полола сапой. Эх, как она увидела, что он ударил меня батогом, как раскричалась на него! Короче, сцепились они скандалить, а там уже и солнце поднялось, припекать начало. Пора была домой уезжать. Приехали все сердитые, молчаливые».

Да мало ли неприятностей выпадало на бедную головку Прасковьи, которые никак не позволяли ей всласть поспать с утра?! Взять хотя бы свиней. Хозяйство у ее родителей было большое, свиней много. А ведь тогда их не содержали так, как теперь, — взаперти. Тогда поросята свободно бегали по двору, росли потихоньку и незаметно вырастали. Потом превращались в огромных боровов, хрюкающих то лениво, то требовательно, роющих носами землю... А ведь рядом, за межой, были соседские огороды, где в основном росли кукуруза и подсолнухи. И вот едва на кукурузе появлялись початки, как свиньи без подсказки понимали, что к чему, и начинали убегать на те огороды.

Да хитрые какие: гуляя во дворе, они громко хрюкали да перехрюкивались, а потраву соседских кукуруз творили молча. И хозяева уже знали: раз тихо во дворе, значит, свиньи где-то шкодят.

Ну бывало такое чудо, что иной раз Прасковью рано с утра не будили, оставляли поспать. Так эти же свиньи!.. Кто должен был бежать по них? Могла, конечно, и Евлампия Пантелеевна побежать, только знала мудрая женщина, что добром это не кончится, потому что рассерчает она на жизнь и до конца дня домашним покоя от нее не будет. Поэтому снова дергала спящую Прасковью и кричала, что свиньи — в чужом огороде.

Проснувшись и не успев одеться, девочка, в чем была, в том спешила наводить порядок. Пока бегала по огородам в поисках притихших свиней, пока загоняла их во двор, сон улетучивался, и ее очередная мечта о райском утре снова пролетала мимо.

В разговорах с подругами Евлампия Пантелеевна хвалилась: «Что за чудо-дочка у меня? Ну только скажи, что надо сделать, и она уже летит стремглав, только патленки ее лопочут на ветру».

Тем не менее по-настоящему счастливой жизнь Прасковьи была только до школьного возраста. Сначала ее, маленькую, нянчили дедушка и бабушка Сотники, в доме которых она родилась. Затем родители затеяли строиться и взяли участок на центральной улице, откуда было рукой подать до дедушки и бабушки Бараненко. Тут ей вообще было раздолье: мед, сад, свежий хлеб и коровка во дворе, дающая молоко, из которого делались превкусные продукты. Первая внучка и у Сотников и у Бараненко, девочка {14} 14 Пятью годами старше Прасковьи Яковлевны был только Иван Ермак, нагулянный Натальей Пантелеевной (см. сноску 4). Но он же — мальчик. , любимица, красивый ребенок из счастливой семьи, в которой муж и жена очень любили друг друга… В маленькой Паше вся родня души не чаяла.

Но вот один за другим у нее появились братья — Алексей и Петр — и детство кончилось тяжкими обязанностями няньки. Девочка плакала от усталости, от беготни за двумя резвыми мальцами, но Евлампия Пантелеевна была строга к ней и загружала работой без скидки на возраст. Скорее всего, поэтому в течение дальнейшей жизни Прасковья Яковлевна не жаловала маленьких детей и их появление в доме считала несчастьем, обузой и нескончаемыми муками. Она была хорошей матерью и бабушкой, но возиться с малышней ей было чрезвычайно тяжело.

Родители Прасковьи Яковлевны создали семью, придя в нее из разных миров — отец от земли, из хлеборобской среды, а мама в девичестве крестьянского труда совсем не знала, потому что ее родители жили, как сказать по-современному, за счет оказания услуг населению. Сказывалось это не столько на их статусе, сколько на образе жизни: Яков Алексеевич занимался натуральным хозяйством, производил сельскохозяйственную продукцию и денежку добывал на базарах, когда продавал ее. Происходило это раз в год — осенью, после сбора урожая. А его жена Липа с детства понимала труд так, что за него сразу дают монету.