Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни

Евлампия Пантелеевна непрестанно плакала, Яков Алексеевич сжимал виски руками, успокаивая головную боль, бабушка Фрося безвылазно сидела на печи, мальчишки Алексей и Петр ходили в доме на цыпочках... В напряженной тишине, как повилика на огороде, зарождалась и бурно разрасталась обоюдная ненависть. В том, что дочь лишилась разума, бедные Евлампия Пантелеевна и Яков Алексеевич не сомневались, но, как и чем ее лечить, не знали. Они мучительно ждали конца августа, надеясь, что она уедет в город и этот кошмар прекратится. Но юные влюбленные и после начала учебного года умудрялись видеться в выходные дни.

Вернувшись в сентябре на учебу, Прасковья Яковлевна к ужасу своему обнаружила, что беременна. Делать с этим она ничего не умела. Время до поездки домой потянулось долго и мучительно.

Но дома сказать о своем состоянии она никому не смела, кроме виновника своего несчастья.

Борис Павлович, узнав, что его Пашу родители опять избили, не подозревая, что она беременна, растерялся. Надо было что-то предпринимать, и, кажется, ясно, что именно. Только ведь он был не готов к такому повороту дела. Он совсем не собирался жениться — так рано, в 20 лет... Но теперь задумался. Видимо, раз уж так получилось, пришла пора обзаводиться семьей.

Самостоятельно решить возникшую проблему он не мог, потому что вопрос упирались в жилье. Куда вести жену? Ведь это село, чужой угол тут не снимешь. Дома он делил одну комнату с Георгием, младшим братом, еще подростком. И деть его было некуда.

Можно было поговорить с матерью, пожаловаться, чтобы вызвать сочувствие к Паше, авось она найдет выход. Поразмыслив, он этот вариант отбросил. Мать разжалобить трудно — никакие рассказы о побоях ее не тронут, она сама столько их перенесла от мужей, что считала заурядным явлением.

Оставалась бабушка Груня. В своем огромном доме она жила с овдовевшей невесткой и внуками, Николаем, Марией и Борисом-младшим. Места там было хоть конем гуляй. Загвоздка только одна — внуки, выросшие в Багдаде, оставались ей чужими, сколь бы в свое время она ни благоволила их отцу, первому мужу дочери. Вот Георгия она любила, потому что нянчила...

Борис Павлович начал анализировать все варианты. Стоп — так ведь и Людмилу, старшую сестру Бориса Павловича, бабушка Груня тоже нянчила до четырех лет! Может, есть смысл послать именно Людмилу на переговоры к бабушке — в ее доме нашлась бы комната либо для любимого внука Георгия, либо для них с женой.

В конце концов Борис Павлович решил сначала поговорить с братом Георгием, так сказать, в поисках мужской солидарности. Ведь это самый простой вариант — если Георгий согласится и сам попросится на жилье к бабушке Груне, она ему не откажет. И все решится в два счета! Их общая комната целиком останется в распоряжении Бориса Павловича. Борис Павлович был уверен, что тогда и мать подобреет и согласится отдать освободившуюся комнату им с Пашей, как-никак он единственный кормилец в семье, работающий по-настоящему. Это что-то значило!

Но у брата он нашел не солидарность, а непонимание, даже гнев.

— Ты что надумал, халдей заморский?! — закричал Жорж, едва понял, о чем просит старший брат. — Это мой дом, от родного отца мне достался! Ты тут ни при чем!

— Это же только на год, — уточнил Борис Павлович. — После института Паша трудоустроится, и мы найдем другое жилье.

— Ага, выкуришь вас потом, как же! — Жорж криво усмехнулся и едко добавил: — Пусть о тебе твой отец заботится.

Борис Павлович махнул рукой — он почти наперед знал, что брат у него никудышный человек, просто ничтожный. С невеселыми мыслями, немало упав духом, Борис Павлович побрел к сестре — единственной родной душе, оставшейся у него после того, как мать всю себя отдала второй семье.

— Да никуда вам ходить не надо! — сказала Людмила Павловна, выслушав брата. — Будете жить у нас. Правда, Сергей? — обратилась к Сергею Емельяновичу.

— Я не против, — сказал ее муж. — Надо было сразу к нам идти. Зачем ты унижался перед Жоржем, этим негодяем?

— Да как-то не подумал, что у вас можно... Вы же сами на квартире живете, меня это сбило с толку.

— На квартире, но у нас отдельные три комнаты. Мы ни от кого не зависим.

— Спасибо.

— Комнату мы приготовим, так что устраивай свои дела и приходи, — Сергей Емельянович похлопал Бориса Павловича по плечу. — Не дрейфь, прорвемся.

Домой Борис Павлович летел на крыльях. Решение принято! Теперь он знал, что ему делать. Он поговорит с Алексеем, братом Прасковьи Яковлевны, заручится его поддержкой. Это железный мальчишка! Без его пособничества не обойтись. Надо попросить, чтобы он подготовил Пашины вещи, незаметно собрал их в кучу, упаковал. Как только она приедет на выходные, так сразу ее надо умыкать оттуда. Ну, а потом Алексей должен будет... оставаться при родителях, успокаивать их. Короче, беречь и сохранять. Он справится!

Прасковья Яковлевна стояла в тамбуре на подкашивающихся ногах. Поезд подходил к станции Славгород, а она не знала, что ее ждет на вокзале и дома. Глаза, всматривающиеся в дверное окошко, тревожно бегали по сторонам. Вот замелькали первые станционные постройки, поезд пошел совсем медленно, догнал ждущую на перроне толпу.

Вдруг мелькнуло знакомое лицо — с поезда ее встречал Алексей.

— Что случилось? — еще с вагонной подножки спросила Прасковья Яковлевна. — Ты зачем здесь?

— Мне Борис все рассказал, — ответил мальчишка. — Ты не волнуйся, я пришел предупредить тебя, что мы с ним все подготовили.

Прасковья Яковлевна поцеловала брата в щеку, обняла за плечи, прижала к себе:

— Защитник мой дорогой, мне с тобой ничего не страшно.

И они пошли домой.

— Сегодня ты в клуб не идешь, — рассказывал Алексей о намеченном с Борисом Павловичем плане. — Сделаешь вид, что смирилась с решением родителей. Побег назначен на полночь.

— А Борис придет?

— Ему нельзя участвовать в этом! — Алексей испуганно округлил глаза. — А то скажут, что он обнес наш дом. Ты ведь с собой что-то возьмешь, да? Я приготовил твои вещи, осталось только в сумки сложить.

— Так я что, сама должна буду идти ночью к нему?

— Он будет ждать тебя в переулке.

Так они и сделали.

С вечера долго сидели за общим ужином, слушая рассказ Прасковьи Яковлевны о студенческой жизни, о городских подругах, пока не почувствовали, что притомили родителей и усыпили их бдительность.

В полночь Прасковья Яковлевна тихо открыла форточку и выбралась наружу. Алексей подал ей приготовленные сумки и помахал на прощанье рукой. Операция прошла быстро и без сбоев, как у настоящих подпольщиков.

Утром родители даже не сразу кинулись, что дочери нет в доме, ходили неслышно, чтобы ее не разбудить. Ну а потом нашли записку...