Николай Таратухин - С гитарой по жизни

Пока заполнялся публикой зал, я за сценой объяснил девушке, организатору концерта, что я не пою, а только играю. Вижу — она расстроена, чуть не плачет, извиняется. «Пожалуйста, ну, хоть что-нибудь спойте, а я со своими девочками, тоже спою вместе с вами». Делать нечего. «Ладно, — говорю, — принесите мне домашнего вина, которым ваша станица так славится, выпью для храбрости немного и, так и быть — спою».

Концерт я начал довольно уверенно. Сам себе конферансье и сам себе исполнитель. Песни Марка Бернеса и Леонида Утесова, которые, как певцы, тоже не очень были голосистыми, прошли под бурные аплодисменты. «Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет и не теряет бодрость духа никогда…» пришлось повторять на бис. А когда я спел «Враги сожгли родную хату…», то пожилые станичницы, сидевшие на первых рядах, даже прослезились. Окончательно осмелев, я выложил весь свой песенный репертуар. Некоторые песни пришлось повторять. Чувствуя, что голос начинает сдавать, попросил желающих спеть вместе со мной. Таких нашлось довольно много. «Ой, цветет калина…», «Лучше нету того цвету…». «Ходит по полю девчонка…» и еще множество других любимых народом песен звучало в коллективном исполнении. И, конечно, гвоздем программы была «Ой мороз, мороз…». Концерт продолжался едва ли не три часа. Как говорится, под занавес я спел: «Три года ты мне снилась, а встретилась вчера…», чем едва не покорил сердце организаторши концерта. Но я был уже к тому времени женат. К сожалению. Провожали меня очень тепло. Просили приезжать еще.

Репетиция перед выступлением, 1973г.

Гитара у меня теперь была не такая мощная, но зато во всех клубах имелись усилители и микрофоны, которые вполне компенсировали недостаток её силы звука. За каждое выступление мне платили 7 рублей, плюс ночлег и ужин бесплатно.

Работа на ХБК была трудной, но интересной в плане общения с рабочим классом. Здесь я столкнулся с пьянством на работе. Вся наша работа вращалась, если можно так выразиться, вокруг сварщика. Хороший сварщик в бригаде слесарей — то же самое, что вратарь в хоккейной команде. У меня сварщик был виртуозом своего дела. Но, как уже замечено, и не только мной, если природа наградит человека золотыми руками, то обязательно в придачу даст еще и луженую глотку. Наш сварщик не начинал работу, пока, как мы говорили, не примет на грудь вес не менее 200 граммов водки. Вино категорически он не пил. А за день он выпивал, как минимум бутылку водки. Но, удивительное дело, на профессиональную деятельность это ничуть не влияло! После его сварки нам не нужно было производить дополнительную опрессовку и проверять швы, настолько качественно он работал.

Личная жизнь у него не складывалась. С женой он был в разводе, но от женского невнимания не страдал. Наоборот, к нему в его сварочную комнату, как на прием к известному светилу медицины, то и дело приходили не только простые ткачихи или прядильщицы, но и «одна женщина» — (да простят меня Ильф и Петров) мастерица участка. Уходили всегда довольными. Всех, правда, вскоре разогнала мощная бригадирша строительного участка, который находился рядом с моей мастерской. Бригадирша прочно обосновалась в сварочной: один только ее могучий вид отпугивал всех остальных жаждущих любви представительниц прекрасного пола.

Именно из-за сварщика у меня были конфликты с начальником цеха и даже с главным энергетиком фабрики.

— Что за безобразие творится у тебя на участке? Почему сварщик в рабочее время устроил у себя в сварочной бордель? Если это не прекратится, я уволю сварщика, а тебя лишу премиальных за квартал, — говорил мне главный энергетик фабрики.

— Дмитрий Алексеевич, я уже уволил алкоголика-токаря. Теперь я, сам вынужден стоять за станком, потому, что на такую зарплату квалифицированный токарь не пойдет. Если еще и сварщика уволить, то сразу увольняйте и меня, — отвечал я ему, — варить я не умею…

Все кончилось тем, что руководство было вынуждено закрыть глаза на «художества» нашего сварщика. А с приходом бригадирши паломничество любительниц острых ощущений уменьшилось (не скажу, что прекратилось вовсе), но пьянка, теперь уже на пару с бригадиршей, продолжалась. Такого крепкого организма я не видел никогда. К тому же он был еще дальтоником. Как этот сварщик получил права на вождение автомобиля, не знаю, но правил дорожного движения на своих «жигулях» он никогда не нарушал. И все-таки он погиб от водки в начале 90-х: пьяный, упал в гаражную смотровую яму, ударился головой и, не приходя в сознание, умер.

С гитаристами общаться мне часто приходилось. Наше музучилище было первым открывшим на юге СССР класс гитары на заочном отделении, и сюда потянулся поток молодежи, желающих обучаться игре на гитаре. А преподавать там стал приехавший с Украины Алексей Иванович Колоней. Он окончил военную академию по классу дирижеров духовых оркестров, а игре на гитаре обучался у замечательного украинского гитариста Ивана Митрофановича Балана. С точки зрения приверженца ортодоксальной испанской техники, коим я себя считал, Алексей Иванович меня шокировал. Большими узловатыми пальцами левой руки он выделывал на грифе замысловатые движения, а правой умудрялся исполнять самые невероятные пассажи.

Подобно тому, как Эйтор Вилла-Лобос привел однажды в ужас Андреса Сеговию своей техникой игры на гитаре, но поразил музыкальностью, так и Алексей Иванович сразил меня пониманием музыки. И самое интересное, он преподавал студентам абсолютно верную постановку рук, и здесь никаких претензий со стороны самых тонких знатоков гитары не было. А еще он переписывал ноты таким каллиграфическим почерком, что копии выглядели словно напечатанными.

Краснодарское музучилище было единственным на Северном Кавказе, где был класс гитары на заочном отделении, и сюда приезжали поступать молодые гитаристы из Мелитополя, Ставрополя и Днепропетровска. В то время существовало некое гитарное братство. Слово «гитарист» было своеобразным паролем, чтобы любой гитарист приветливо открыл для тебя дверь. Так было, когда я приезжал в Москву к Славскому, так было, когда я пришел к известному в то время гитаристу Владимиру Дубовицкому, и даже когда я пришел к дочери А. М. Иванова-Крамского — Наталье, она приняла живое участие в моей гитарной судьбе. А когда меня завалила профессорша по политэкономии на последней сессии в институте и в кармане не осталось ни копейки, меня целую неделю кормил преподаватель кружка гитаристов Бурмакин. И позднее, когда я приезжал в Харьков к украинскому гитаристу И. М. Балану, тот сразу заявил: «Никаких гостиниц! Оставайся у меня».