Юрий Слепухин - Государева крестница

— Потому что сие был бы мерзостный грех, — сказал Иоанн твёрдо, но уже другим голосом, и опустился в кресло. — Встань, пёс лукавый!

Бомелий послушно поднялся с колен, стоял перед государем уже смело, глядя ему прямо в глаза.

— Понятие греха не есть нечто незыблемое, и для властелина оно не то, что для его подданных, — продолжал он вкрадчиво. — Ведомый тебе Николаус Махиавель в трактате «Принцепс» излагает много советов, яко потентату надлежит укреплять свою власть, и многое из предложенного им не только не согласовано с заповедями Священного Писания, но и прямо им противоречит. Когда книжка сия явилась, многие ославили аутора исчадием преисподней, однако скоро поутихли, ибо поняли, что управлять государством иначе, нежели по рецептам Махиавелевым, воистину невозможно. Хотя он советует и лгать, и преступать клятвы, и убивать — всё это по надобности, сохранения власти для. Перестаёт ли сие быть грехом? Не перестаёт, государь, ибо в заповедях сказано: не солги, не убий, не преступи клятвы. Отсюда надлежит сделать дедукцию — власти без греха не бывает, всякий властитель грешит неизбежно. Грешит, ежели хочет удержать власть в своих руках. Он волен отречься от власти, коли так боится греха, может принять сан иноческий — но что тогда станется с державой? Чьи руки её примут? Добро, ежели есть у правителя достойный наследник, но всегда ли так бывает? И тогда надобно избирать единое из двух: либо погубить державу, вручённую тебе от Бога, либо отяготить свою душу грехом, кой всегда можно замолить, полагаясь на непостижимое милосердие Господне...

— Замолчи, — с усилием выговорил Иоанн. — Поистине сам ты исчадие... златоуст кромешный! Поди кликни моего человека — недосуг мне тут боле с тобой морочиться...

Он стал снова подниматься из кресла, Бомелий подскочил помочь. Иоанн, отстранив его, глянул грозно:

— Ей самой... Анастасии... не проговорился ли о своих изысканиях?

— Помилуй, государь! — воскликнул Бомелий. — Говорить об этом с ней, без твоего позволения?!

— Смотри! — погрозил Иоанн пальцем. — Если хоть слово кому!

— Бог сохранит меня от подобного безумства...

Когда внизу в лабораториуме хлопнула дверь и воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих в очаге поленьев, Абдурахман дрожащими руками сунул на место кирпич и стал торопливо расправлять висящие над отдушиной зипуны, тулупы и прочую рухлядь. Он всё ещё не мог до конца поверить, что действительно слышал голос всемогущего повелителя московитов и этот ужасающий разговор не причудился ли в дурном сне. Понял он не всё, значение некоторых слов оставалось неясным: так, непонятно было, о каком духовном «кровосмешении» могла идти речь; более того — как правоверный, он вообще не представлял себе, что за «духовная связь» может быть между мужчиной и женщиной. Но главное он понял, и сама по себе мысль уложить распутницу на ложе повелителя ему скорее понравилась: именно там ей и место. Может, хоть так Андрей от неё бы избавился (если это, конечно, та самая Анастасия; помнится, он произносил её имя как-то иначе; но отец, механикус и оружейник, — это совпадает). Не в ней, однако, дело. Он слишком хорошо понимал, что никаким «избавлением» это для Андрея не станет, а напротив, навлечёт на него бедствия поистине ужасающие. Годунов должен узнать обо всём немедля! Абдурахман обернулся к той стороне, где, по его представлениям, должна лежать Мекка, провёл ладонями по лицу и возблагодарил Аллаха за то, что коту Ваське предначертано было заорать здесь в нужный день и нужный час.

— Ну а посол что? С послом-то говорил ли?

— И с послом, великий государь, говорил уже не единожды, — ответил Висковатый со вздохом. — То же твердит и посол Бевернов. Оно и понятно, стряпчий-то с его слов изрекает, не от себя же. Лурцын что? Малый человечишко, тля ничтожная...

— Тля-то он тля, — возразил Иоанн, — однако и так может быть, что решения посол принимает с его подсказки. Сам говоришь, что в наших делах он не разбирается и ничего тут не ведает, у стряпчего же опыт. И похоже, немалый.

— Так, великий государь. Я тоже мыслю, что без Лурцына Бевернову и шагу б тут не ступить, однако решения он с подсказки стряпчего принимает едва ли. Ежели ему вообще надобно что-то решать. Может статься, и не надобно... а есть у него подробное наставление то ли от канцлера кесарского, то ли от ихнего великого магистера, и Бевернов тому наставлению следует неуступно, буква в букву.

— Мог и сам кесарь дать ему такое наставление, — заметил Иоанн, как бы размышляя вслух. — Ежели, сказывают, Бевернов к нему близок...

— Мог и кесарь, — согласился Висковатый.

— Посол али тот — как его? — Акимка не жалобились ли на дурное с ними обхождение?

— Не на что жал обиться им, великий государь, в сугубой холе живут, как от тебя велено было.

— Так и надо. Дабы отсюда поехали с полным удовольствием, будучи убеждены в нашем добром к ним отношении. Они нам ещё понадобятся! Что старого дурака Фюрстенберга уломать не удалось — невелика потеря, я на то, правду сказать, не больно-то и рассчитывал. На Ливонию Магнуса посадим, однако закрепить её за нами без кесарской подмоги трудненько будет... Вот тут Бевернов и пригодится. Жаль, нет у нас на Руси ихнего обычая прельщать иноземцев афродитскими утехами. — Иоанн усмехнулся. — А то нашли бы для комтура какую жёнку поблаголепнее видом, он бы, глядишь, и размяк...

— Такого блудодейского обычая у нас нет, — подтвердил дьяк, — да комтур вряд ли и клюнул бы на такое. Орден-то ихний вроде как бы полувоинский, полумонашеский. Однако, великий государь, ведомо мне стало об одном дельце, кое может Бевернова для нас повязать едва ль не пуще тобою помянутого.

— Что за дельце? Неужто чего напрокудил господин посол, ай да мних...

— Нет, великий государь, посол ничего не прокудил, куда уж ему. — Висковатый тоже позволил себе улыбнуться в бороду. — Напрокудила во время оно его сестрица: будучи молодой вдовой, сбежала сюда на Москву аж из Богемской земли. Так-то всё было честь-честью — веру православную приняла, обвенчалась, нарожала детей. Сын ещё жив, остальные померли, равно как и родители. И того сына её, то бишь своего племянника, посол Бевернов стал разыскивать, едва приехал.

— А пошто он его разыскивает? — с подозрением спросил Иоанн.

— Того, великий государь, доподлинно сказать не могу. Мыслю, просто к родственной крови потянуло... Сам-то он одинокий, не молод уже. Может, наследником хочет сделать. Беверновы, слыхал, род добрый, с маентками немалыми и в Ливонии, и в иных кесарских землях, прусской да саксонской.

— Вдову, что ж, вывез оттуда кто из наших?

— Некий стрелец, великий государь, из охраны великого посольства, кое родитель твой отправил тогда в Гишпанию к кесарю Каролусу. Послан был тогда к кесарю Ивашка Посечень-Ярославский, в его же охране и был тот Лобанов, с коим немецкая жёнка утекла на обратном пути.