Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Ему было сказано, что не сейчас. И вот опять пришлось остаться и ждать.

Мать отсутствовала, но он узнал вердикт еще до ее возвращения. Виновен. Послали к Кромвелю за смертным приговором. Теперь она обезумела. Пенраддок и Гроув подали апелляцию.

Сама она, как только добралась до дому, послала письмо Алисе Лайл, заявив:

– Я уверена, что она может что-нибудь сделать.

Хотя Томас так и не понял, с какой стати, коль скоро от той больше не было слышно ни слова.

Однако один удар оказался непредвиденным. На следующий день после возвращения матери, когда она успокаивала детей, к дверям подошел отряд из шести солдат с офицером во главе, и последний объявил несчастной женщине, что она должна уезжать.

– Уезжать? О чем вы? Почему?

– Дом конфискован.

– По чьему приказу?

– Шерифа.

– И меня, получается, выставляют на улицу? С детьми?

– Да.

Они переночевали в гостинице в Солсбери. Следующую ночь провели у родственников в Хейле. Однако на третий день пришло известие: им можно вернуться. Произошла ошибка. Решение насчет их имущества пока не принято.

Семья Пенраддок так и не узнала, что Алиса Лайл, в тот же день прослышав о случившемся, сообразила, что шериф, человек алчный, скорее всего, пытается присвоить недвижимость, и послала мужу отчаянное письмо с просьбой отменить приказ.

Через день после этого миссис Пенраддок с детьми выехали в Эксетер. Поездка заняла три дня. Когда они прибыли на место, от Кромвеля уже пришел приговор, начертанный и подписанный его собственной рукой. Вместо ужасных повешения, волочения и четвертования, которым подвергались предатели, Пенраддоку милостиво назначили казнь через отсечение головы топором. Его домашние никогда не видели казни изменника и плохо поняли, в чем заключалось милосердие.

В эту последнюю неделю им дважды разрешили свидание. Первое стало для Томаса потрясением. Хотя стараниями жены полковник Пенраддок был обеспечен свежей рубашкой, в своей маленькой камере он выглядел изможденным и исхудавшим. Тюремщики не позволяли ему мыться так часто, как ему хотелось, и Томас уловил, что от отца ощутимо попахивает. Но все это после первичного шока подействовало на него даже сильнее, чем могло бы в ином случае. Младшие дети лишь недоуменно таращились на неопрятного отца. Он заговорил с ними в своей обычной невозмутимой и добродушной манере, всех благословил, перецеловал и наказал быть мужественными.

Томас услышал, как он шепнул матери:

– Возможно, Кромвель смягчится. Но я сомневаюсь в этом.

Вторая встреча прошла тяжелее. С течением времени мать, хотя и старалась сохранять спокойствие, становилась все более отрешенной. По мере приближения дня казни она, похоже, думала, что ее призыв к Алисе Лайл обязательно принесет послабление. «Не понимаю, почему так долго! – вдруг сокрушенно взрывалась она. – Должно же прийти помилование!» Она сдвигала брови. «Не может не прийти». Помимо этого, она почему-то вновь и вновь возвращалась мыслями к тому факту, что люди шерифа на два дня выставили ее из дому. «Подумать только, что они пошли на такое дело!» – восклицала она.

Они знали, что второе свидание будет последним, так как казнь назначили на следующий день. В полдень они отправились в тюрьму.

Но по какой-то причине возникла задержка. Им пришлось ждать в помещении, где они оказались в обществе пожилого тюремщика, который с задумчивым видом ел пирог и время от времени ковырял в зубах. У него была грязная седая борода, которую не стригли, потому что теперь в тюрьме не было брадобрея. Пенраддоки старались не смотреть на него.

Зато он на них смотрел. Они вызвали у него интерес. Он не любил роялистов, особенно таких, как Пенраддоки, – из джентри. Если папаше этих деток отрубят башку – тем лучше. Он оглядел их аристократическую одежду – кружева и атлас у девочек, а у младшего мальчика даже розетки на туфлях! – и лениво представил, как они будут выглядеть после того, как ему и его людям выпадет случай их попортить. Он так и видел разодранные платья, у мальчиков – по фонарю под глазом, а то и по два, а мамаша…

Мамаша о чем-то болтала. Она надеялась на помилование. Это была потеха. Пенраддока никто не помилует, даже он это знал. Но все равно внимательно слушал. Она рассчитывала, что с Кромвелем переговорит судья Лайл. Он слышал о Лайле, но никогда не видел. Слышал, что тот приближен к Кромвелю. Женщина написала его жене. Откровенно пустая надежда, но так иногда поступают жены приговоренных.

– Говоришь, Лайл, – вмешался он вдруг с улыбкой, желая застать ее врасплох. – Судья Лайл?

– Да, добрый человек, – живо повернулась к нему она. – От него что-нибудь слышно, вы не знаете?

Он помолчал, смакуя мгновение.

– Смертный приговор твоему мужу составлен Лайлом. Собственноручно. Он был у Кромвеля, когда тот его подписывал.

Результат был восхитительным. Надзиратель увидел крайнее смятение на ее лице. Казалось, она сейчас рухнет и иссохнет у него на глазах. Он в жизни не видел подобного. Было еще лучше от того факта, что он и понятия не имел, находился ли судья Лайл хотя бы в сотне миль от Кромвеля и приговора.

– Это любому известно, – добавил он для пущего эффекта.

– Но я же еще раз написала его жене! – простонала несчастная миссис Пенраддок.

– Сказывают, она-то как раз особенно упрашивала казнить беднягу-полковника, – продолжил тюремщик обыденным тоном.

Его мнимая жалость к ее прóклятому мужу придала сказанному правдоподобия. Женщина едва не лишилась чувств. Старший мальчик по виду созрел для убийства. И тюремщик как раз размышлял, что бы еще сочинить в издевку над этими несчастными, когда один из стражников подал знак, что узник готов.

– Пора повидаться с полковником, – объявил он.

Так Пенраддоки избавились от его присутствия. Не искушенным во зле, им не пришло в голову, что все слова тюремщика были ложью.

Полковник Пенраддок сделал все, что мог, готовясь к последнему свиданию с детьми. Они увидели его умытым, выбритым и в хорошем расположении духа. Он спокойно и бодро поговорил с каждым и наказал им сохранять ради него мужество.

– Помните, – сказал он, – что, какие бы вам ни выпали трудности, они ничтожны по сравнению с муками нашего Господа. И если вас поносят люди, то это ничто, когда Он взирает на вас и любит любовью большей, чем они могут представить.

Жену он утешил нежными словами и взял с нее слово, что она увезет детей из Эксетера рано утром, едва займется заря.

– Как только забрезжит рассвет, умоляю. Когда утро будет в разгаре, вы должны уже быть далеко от города. И не останавливайтесь до Чарда.

Это было примерно в двадцати пяти милях, на расстоянии целого дня пути.

Миссис Пенраддок кивнула и что-то пробормотала, но была как бы в оцепенении. Что до Томаса, то он смог только опустить голову, чтобы скрыть слезы, когда отец обнял его и велел быть мужественным. Мальчик толком не успел понять, что происходит, а дверь камеры уже отворилась, и их вывели. Он попытался оглянуться на отца, но двери быстро захлопнулись.