Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

И это оказалось проблемой для Габриэля Фурзи.

Хуже всего было то, что он был сам виноват, когда давным-давно заупрямился по случаю скверного настроения. Мало того, именно Стивен Прайд уговаривал его пойти и предъявить права молодой Алисе; Стивен Прайд, знавший, что он этого не сделал. И вот теперь Прайды из Оукли располагали всеми правами, а он – нет.

Не то чтобы это внесло какую-то разницу. На протяжении многолетних политических распрей, когда никто особо не задумывался о Нью-Форесте, люди в Оукли жили так, как привыкли. Габриэль пас своих немногочисленных коров, собирал торф и хворост, и никто ни разу даже не оспорил его права на это. До недавнего времени он начисто забыл о тех заявках, поданных в 1635 году. И тут в Нью-Форесте заработала сессия выездного суда.

Внимание к происходящему привлек его сын Джордж. У Фурзи было двое сыновей: Уильям, который женился на девице из Рингвуда и переехал туда, и Джордж, оставшийся в Оукли. Со смертью Фурзи Джорджу предстояло унаследовать арендованный участок, а потому он испытывал естественный интерес к этому делу. Фурзи слышал о предстоящей той весной регистрации прав и задумывался, должен ли он что-то делать. Но поскольку он ненавидел подобные вещи и со смущением вспоминал предыдущую оказию, то постарался выкинуть все это из головы.

Затем одним вечером Джордж пришел домой с встревоженным выражением на лице:

– Ты знаешь об этом перечне прав? Стивен Прайд говорит, что нас от роду не было в списке. Это так?

– Стивен Прайд такое говорит?

– Да, отец. Это серьезно.

– А что Стивен Прайд знает?

– Ты хочешь сказать, что он ошибается?

– Конечно ошибается. Я все уладил. Много лет назад.

– Ты уверен?

– Конечно уверен. Не волнуйся об этом.

– Ну тогда все в порядке. А я уже встревожился.

И Джордж перестал волноваться, а Габриэль Фурзи – начал.

Но ведь все же как-нибудь утрясется? Его простые права коммонера сохранятся? Так было всегда, задолго до всей этой писанины. Всю весну и лето Фурзи намеревался предпринять какие-то действия, но неделю за неделей откладывал. Отчасти он ждал, что с проверкой деревни нагрянут Алиса или ее управляющий, но Оукли ничуть не изменился за тридцать пять лет, и те, вероятно, решили, что и менять там нечего. У Алисы Лайл было много других дел; она наверняка забыла о давнишней неявке Фурзи. Собрался суд, но он слышал, что Алиса оставила свои притязания на потом. Суд собрался вновь. Но теперь время вышло. Ему придется что-нибудь предпринять. Он подъехал к дому.

Оказалось, подоспел так удачно, что лучше и не придумаешь.

Представлять заявки Алисы и множества других землевладельцев приготовился адвокат Джон Хэнкок. И тот, когда Фурзи оказался стоящим перед ним со шляпой в руке, моментально уяснил ситуацию.

– С правом пасти скот и правом на выпас свиней трудностей не предвидится, – заверил он крестьянина. – С правом добывать торф, полагаю, тоже. Они со всей очевидностью относятся к вашему дому. Однако, – продолжил он, – с правом пользоваться лесом для хозяйственных нужд не все так просто. – И когда Фурзи недоуменно промямлил, что всегда числил это право за собой, адвокат объяснил: – Вы можете так думать, но мне придется изучить записи.

Старинные права населения, хотя и вытекали из традиций, восходивших к незапамятным временам, ни в коей мере не были так просты, как могло бы представиться. Общинные права принадлежали в Нью-Форесте не семье, а отдельному дому или земельному участку. У одних домов такие права были, у других – нет. Право пользоваться лесом для хозяйственных нужд являлось особо ценным и было даровано во времена нормандцев лишь самым важным сельским арендаторам – тем, кто располагал жильем в форме так называемого копигольда [17] Копигольд – арендное право, зафиксированное в копии протоколов манориального суда. . Небольшое хозяйство Прайдов в Оукли, к примеру, всегда было копигольдом. Другие жители, не имевшие копигольда, веками предъявляли право пользоваться лесом или считали, что имеют его, и некоторые как бы обладали им так долго, что его никогда не оспаривали. Но время от времени предпринимались все новые попытки ограничить практику расхищения подлеска Нью-Фореста. Закон, теперь применимый к Фурзи, гласил, что он мог претендовать на право пользоваться лесом для хозяйственных нужд только в том случае, если занимаемый им жилой дом с прилегающими участками и служебными строениями был построен до определенной даты правления королевы Елизаветы: загадочная особая милость, о которой сам Фурзи в жизни не слышал.

Поместные записи хранились в Альбион-Хаусе. Хэнкок знал, где они находятся, и, поскольку до возвращения Алисы ему особо заняться было нечем, решил, что вполне в состоянии поискать и проверить. Адвокату нравились такого рода раскопки.

– Когда ваша семья впервые заняла участок? – спросил он.

– При жизни деда, – ответил Фурзи. – До этого мы жили в другом доме. Но всегда в Оукли, – добавил он твердо на случай, если это было важно.

– Достаточно. Сядьте и передохните. – Адвокат послал ему профессиональную улыбку. – Вы же не против подождать? Посмотрим, что мне удастся разыскать.

Охота не продлилась и четверти часа. Стивен Прайд так и не мог до конца в это поверить.

Организовано было тоже красиво. Короля поставили в лучшее место на опушке. Он был вооружен традиционным луком. Его дамы толпились сзади. Прайд и жители Фореста при содействии джентльменов-лесничих и двух придворных выгнали к ним нескольких оленей, и король живо послал стрелу, которая пролетела над самой добычей и впилась в дерево.

– Славный выстрел, сир! – крикнул один из придворных, а Карл без всякой тени досады повернулся к дамам в ожидании похвалы.

Стивен Прайд, подъехавший мигом позже, готов был поклясться, что слышал, как Нелл воскликнула: «Надеюсь, Карл, что ты не ранишь этих бедных маленьких оленей!» А через пару секунд, едва они приготовились к следующему заходу, прозвучал клич: «В Болдервуд!» И к вящему изумлению жителей Нью-Фореста, вся компания собралась возвращаться в охотничий домик, где их ждали закуски и освежающие напитки. Стивен поразился: неужели все короли так быстро утомляются?

Но Карл II ничуть не устал. Он делал то, что любил превыше всего: познавал устройство вещей глазом более острым, чем полагали люди, и флиртовал с хорошенькими женщинами. И через час он был вполне счастлив, предаваясь последнему, когда без особого удовольствия заметил две приближающиеся фигуры, которые, казалось, были выкроены из одной коричневой тряпки. «Кто это, черт побери?!» – пробормотал он, обращаясь к главному егерю. «Алиса Лайл с дочерью», – ответили ему.

– Отправить их прочь, сир? – спросил Говард, поворачиваясь им навстречу.