Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Давайте, нужно срочно поддержать броню! — звучала команда, и вот они уже летели помогать «коробочкам» за периметр.

По дороге обратно Грэг заприметил работающий магазин, что было подобно чуду. Зашел, купил две пачки сигарет — сам не курил, но отдал ребятам, еще одну пачку вместе с бутылкой лимонада закинул в люк бээмпэ. Себе купил воды и несколько шоколадок, ему все время, до боли в висках, хотелось сладкого. Здесь, возле магазина, их чуть не накрыли минометами. Спасло то, что бойцы во­время заметили тех двух женщин, которые часто ошивались возле украинских позиций, — их небезосновательно подозревали в корректировке огня противника. Толстые разбитные девицы с ярко накрашенными губами прикидывались пьяными, предлагали бойцам водку и секс, а после их ухода через десять-пятнадцать минут точно на головы всегда падали мины. Вот и сейчас, не успели они дать по газам и проскочить перекресток, как от небольшой площади перед магазином услышали: уххх! уххх! уххх!

«Ну да, — подумал Грэг, — все правильно. А потом расскажут, что это укропы стреляют по мирным».

В тот же день при зачистке им неимоверно повезло — в одном из подвалов они нашли три ящика пятизвездочного армянского коньяка. Грэг даже улыбнулся, вспомнил об отце — теперь и он, Грэг, жил и воевал на полную катушку, по гамбургско-иловайскому счету. Воодушевленные, предвкушая пьянку, бойцы радостно потащили коньяк в расположение, но по дороге, как назло, встретили Амира и Мансура: один — чеченец, другой — крымский татарин, оба — мусульмане.

— Подожди, дорогой, — сказал Амир, внимательно рассматривая добычу, — не торопись, да. Что несешь?

— Коньяк! Настоящий, армянский! В подвале нашли! — радостно отвечали бойцы.

— Ты — солдат. Зачем тебе коньяк? — удивился Амир. — Будешь пить, твои друзья будут пить. Пьяный будешь, как стрелять?

— Э-э, Амир! Что тут пить на тридцать человек? Да мы...

— Откуда знаешь, может, он — отравленый? Отойди. Я сейчас гранату туда брошу. Поставь бутылки на землю и уходи быстрее! — Мансур действительно достал из разгрузки гранату.

Грэг понимал, что эти двое не шутили, эти парни вообще мало склонны к шуткам, когда дело касалось веры, войны и алкоголя. Если бы таких солдат — отважных, скромных и неприхотливых в быту, непьющих и беспрекословно выполняющих приказы командиров, свято верящих в то, что их дело правое, в украинской армии служило хотя бы половина, то война бы уже давно закончилась полной победой.

— Подожди, Мансур! — Грэг выставил вперед раскрытые ладони. С Мансуром он познакомился еще в Старобешево. — У меня есть идея. Давайте я их обменять попробую...

Через несколько минут, быстро пересекая перекрестки и прижимаясь к заборам, Грэг уже искал магазин. Покрутившись немного вокруг и убедившись, что путь свободен, он заскочил внутрь, снял тяжеленный рюкзак, забитый бутылками, с плеч и поставил на прилавок.

— Вот, — сказал он продавщице, яркой роскошной крашеной блондинке в кустодиевском стиле, — предлагаю натуральный обмен: я вам коньяк, вы мне сладкое и водичку. Курс обмена ваш. Да?

Продавщица широко улыбнулась, демонстрируя золотые зубы, — украинский солдат, очевидно, не вызывал у нее отрицательных эмоций — и сладко промурлыкала, словно намекая, что натуральный обмен может иметь и другой смысл:

— Давай, касатик. Грузи сюда свою бутылку!

Она наклонилась, подавая ящик, и на Грэга вдруг выкатились прямой наводкой, как две водородные бомбы, ослепительно белые груди пятого размера.

Через пятнадцать минут довольный жизнью Грэг уже несся к своим товарищам. Рюкзак его был загружен шоколадными конфетами, лимонадом и даже несколькими пачками сахара. «Если счастье есть, — радостно думал он, — то сейчас я счастлив!»

После того, как практически всю технику, что стояла во дворе школы —«зушки», автобусы, машины, — обстрелы превратили в пепел, Грэгу показалось, что настроение большинства бойцов изменилось. В воздухе запахло не только гарью, запахло чем-то страшным, непредсказуемым, неконтролируемым. Грэг и сам почувствовал себя, словно в западне, клетке. Он вдруг осознал, что все — очень серьезно, что даже если он очень захочет, то не сможет отсюда выйти, уйти, убежать, что теперь он и его товарищи во многом зависят от воли незнакомых им людей, которых они считают врагами, и эти люди пришли сюда затем, чтобы их убить. Какой-то иной цели они не имели. От этого знания холодели руки и появлялся неприятный привкус во рту.

Во время одной из зачисток, в доме с покосившимся черным от гнили забором, Грэг обнаружил старенькую бабушку.

— Кто там? — тихо спросила она, когда Грэг, услышав шорох в глубине старой хаты, снял в коридоре автомат с предохранителя и замер, спрятавшись за косяк двери. — Заходи, одна я, не бойся.

Грэг опустил автомат и вошел в комнату: зановесочки на окнах, старая мебель, круглый стол посредине комнаты, накрытый допотопной линялой скатертью, в серванте — стаканы и чашки, которыми давно никто не пользовался, печка, скрипучие половицы. И запах старого, давно немытого тела. Запах болезни и приближающейся смерти. На кровати, едва различимая за подушками и одеялами, лежала маленькая сухенькая старушка. Она смотрела на Грэга такими жалобным взглядом, что он даже не поздоровался и сразу спросил:

— Вам что-нибудь принести?

— Хорошо бы, внучек, а то совсем ноги не слушаются. Пока не стреляли, дочка приходила, она за мостом живет, или соседка, Степановна, она мне покушать приносила. А вот уже пять дней никто не ходит, не знаю, живы ли. Там хлебушек есть, на кухне, если мыши не поели, посмотри. Возьми и сам покушай.

Грэг быстро прошелся по кухне — нестерпимо пахло мышами, на столе лежали кучки мелкого черного помета. В хлебнице он обнаружил немного твердого, как сухарь, зато нетронутого мышами хлеба и отнес бабульке. Та по-прежнему лежала в кровати, заваленная кучей одеял, верхней одеждой и разноцветными халатами.

— Холодно мне, — поймав удивленный взгляд Грэга, пояснила она. — Не греет кровушка ничего, — и сильно закашлялась. — Заболела вот еще, температура. Не укушу я хлебушек, сильно черствый.

— Я скоро вернусь. — Грэг дал старушке стакан с водой и побежал к выходу.

Через час он вернулся с санитаром «Донбасса» Дрыном. Они зашли в хату и с удивлением обнаружили, что возле бабушки сидит еще одна, точно такая же сухенькая богообразная старушка. Обе женщины сосредоточенно с надеждой смотрели из-под платков на солдат. Два их сморщенных личика, одежда и интерьер напоминали открытку из Непала или Бутана. Чего они ждали от солдат, интересно? Дрын сделал бабульке укол демидрола с анальгином, чтобы сбить температуру, Грэг оставил на столе двухлитровую пластиковую бутылку с водой и жменю конфет с печеньем.