Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Так я первый раз в своей жизни увидел, как убивают человека. Отец пытался закрыть мне глаза руками, но он сам пребывал не в меньшем шоке, чем я, — все-таки не каждый день расстреливают из автоматов среди белого дня мирных жителей.

Мы уехали из Донецка на следующий день, взяв с собой по спортивной сумке с ограниченным количеством вещей и немного наличных — мы надеялись, что вернемся домой очень скоро. Отец нашел Семена Семенченко (мы знали его настоящее имя, но я буду называть его так, как принято) и ушел в батальон «Донбасс», которого еще не существовало даже на бумаге, они представляли из себя небольшую группу, которая называлась «черные человечки».

В Иловайск отделение отца попало 22 или 23 августа. Они несли службу в Красноармейском, но их подняли и направили в Курахово, на базу, откуда забрали практически всех — нужно было выручать своих из окружения. Отец вспоминал, что к нему, как к старожилу батальона, перед отправкой в Иловайск подходили совсем молодые ребята, которые находились в подразделении несколько дней, их даже еще не оформили. «Что нам делать? — спрашивали они. — У нас нет на руках никаких документов, комбат обещал, но нам до сих пор ничего не выдал». Отец не знал, что им ответить. В итоге практически все новички взяли чужое оружие и поехали в Иловайск, при выходе из «котла» практически все они погибли. Помню, как отец с товарищами пытались узнать об их судьбе, в частности о судьбе Бэта, парня, которого он знал лично, но эти люди исчезли бесследно, пропали навсегда для родных и истории, их даже нельзя причислить к пропавшим без вести. Как может пропасть без вести тот, кто официально не числился в батальоне?

При выходе по так называемому «путинскому коридору» бронированный микроавтобус «Ощадбанка», в котором находился отец, шел посередине колонны. Они все очень удивлялись тому, что вместо одной колонны зачем-то сделали две, что колонны шли не в боевом порядке, что их взвод присоединили к «Днепру-1». Однако там было чему удивляться с самого начала штурма: отцу, например, знакомые разведчики сообщали, что только в последние дни в Иловайск зашло не менее 250 боевиков, что там — очень серьезные укрепрайоны, в общем, украинскую армию в городе поджидали уже давно. Неудивительно, что операция провалилась.

В самом начале движения их автобус «поймал» осколок в заднее колесо, и для того, чтобы он ехал, бойцы разошлись по другим машинам. Полтава, который рулил, кинул шланг и постоянно подкачивал шину. Пока колонна шла по ровной дороге, по ним стреляли из минометов и стрелкового оружия метров с 400—500, но когда техника перевалила за гору, то начали бить метров со ста из танков и птуров — и здесь начался настоящий ад. Машины от выстрелов разлетались в клочья, броня горела, взрывался боекомплект. Отец увидел на дороге двоих бойцов из своего взвода — Пылю и Хромого, и затащил их внутрь. Вся оставшаяся на ходу техника ринулась с горы, спасаясь от обстрела, на стеклах оставались «снежинки» от пуль, в борта барабанил смертельный свинцовый дождь. Одна из пуль пробила стекло и на излете попала Хромому в голову и застряла в скуле.

Автобус отца промчался по полю и влетел в Красносельское. Он сидел возле самого выхода и первым выскочил наружу — он видел несколько танков, которые вели огонь по убегающим украинским солдатам.

— Быстрее, — закричал он, — все на выход! — Но его никто не слышал, бойцы сидели, согнувшись, закрыв головы руками.

Тогда он буквально вышвырнул их из салона — Пылю, Хромого, Грека... Он успел увидеть, как храбро сражается экипаж одной из наших бээмпэ — они прикрывали огнем и броней отступающих в село солдат, бог знает, сколько жизней они спасли. Уже вечером отец увидел, что эту бээмпэшку прожгло насквозь, весь экипаж сгорел внутри дотла, не осталось даже горсточки пепла, а рядом, обожженные, как угольки, в двух, полутора и метре от машины, лежат трое бойцов, которые ехали во время боя на броне. Они погибли, как настоящие воины, говорит отец, но он не знает ни их имен, ни фамилий. Этих ребят до сих пор разыскивают родственники, мальчишкам-контрактникам из бэхи было по девятнадцать-двадцать лет, возможно, именно их фотографии я видел в Фейсбуке в специальной закрытой группе.

После того как отец выбросил из автобуса товарищей, он некоторое время помнил только землю — танк ввалил снарядом, и если бы не немецкая кевларовая каска, то, пожалуй, я бы не знал, что написать сегодня. Каску разорвало, вывернуло вовнутрь, но голова у отца крепкая, он отделался только тяжелой контузией. Его вытащил оттуда Мороз, Кошка сделала обезболивающий укол, и какое-то время его водил за собой, как собачек водят на поводке, по Красносельскому Пыля.

Те из бойцов, кто после расстрела в «коридоре» сохранил присутствие духа, пытался организовывать сопротивление, но многие прятались за стенами и в подвалах. Для раненых в одной из хат организовали санчасть, где им, все в крови, оказывали помощь медики Алина и Яр. На самом въезде в Красносельское с развороченной кабиной стояла пожарная машина, накрытая прямым попаданием из танка. Из восьми бойцов, которые в ней ехали, никто не выжил. Тело Тура, командира первой роты, узнали только по берцу, точнее, узнали его ногу в берце, больше ничего не осталось. Россияне продолжали плотно крыть село минометами, отец видел, как упал с кузова «урала», смертельно раненный осколком в шею, со­всем молодой парнишка Гор. Он умер от ран одним из первых. Отцу казалось, что еще немного и люди дрогнут и выбросят белый флаг, многие армейцы и без того не демонстрировали особого желания воевать, ссылаясь на нехватку боекомплекта. Люди действительно вели себя по-разному. Кто-то, как, например, лейтенант из 40-го тербата и Артист, призывал сдаваться: мол, сопротивление бесполезно и нас всех убьют; кто-то говорил, что нужно окапываться и давать бой, но окапываться не было чем; кто-то просто безвольно прятался в подвалах и боялся показаться наружу.

— Артист, — кричала Алина, когда в погреб затаскивали раненого Камыша, — ты чего тут сидишь?

— У меня сердце болит! — отвечал исполняющий обязанности командира взвода.

Узнав, что Тур погиб, отец начал искать офицеров, которые могли бы взять на себя командование, организовать оборону, принимать решения. Они собрались небольшой группой и яростно спорили, когда к ним подошел дед, местный житель, которому они очень удивились.

— Сынки, — сказал дед, — по вам же танки бьют!

— Мы знаем, дед! А откуда, скажи нам? Из той посадки? — Бойцы показали на лесополосу, которая находилась метрах в восьмистах, если не больше.

— Из какой еще посадки? — удивился дед. — Они вон в кукурузе закопаны, у меня за огородами!

Усач, долго не разговаривая, схватил гранатомет, несколько человек пошли с ним. Танк они уничтожили, взяв в плен двоих танкистов и двоих десантников.