Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Доброе утро. Замерз так, что боков не чувствую, колотит все тело. Росу не выпил, а что буду пить, не знаю. Ночью работали «грады». «Зеленку» не узнать. Рядом били. Нужно обработать рану и перемотать. Интересно, где берц? Как он? Хочу квашеных яблок. Мокрых и соковитых. И арбуз. Меня уже, наверное, записали в 200-е и похоронку прислали. Как там мама переживет? Дочка с сыном не поедут на учебу. А зря. Уже около шести, а обстрела нет. Около 7 утра. Пить. 29. Холодно, одежда сырая. Где отцы-командиры, которые обещали никого не бросать? А они и не чешутся, насрать им на нас, собственные шкуры им дороже. БМП еще работает. Там тепло. Завтра начнут вонять трупы и моя стопа. А еще через пару дней и я. Как раз к 1 сентября. Ирония судьбы. Галлюцинации и сны наяву — друзья приносят воду. Много воды, а я не могу напиться. Утренний моцион начался — обмен минами. Во время обстрела точно никто не придет. Последний раз ел вчера в обед. Необходимо поддерживать силы. Ловлю пробегающих муравьев. Мало, но хоть что-то. Дрожь, но уже не от холода, а от слабости. Вокруг канонада. А надо мной птички поют. К чему бы это? Около 11 уже. Меня так мучает жажда. Плохой знак. Общая слабость. Сонливость. Озноб. Хочу заснуть в сауне. Стреляют везде из минометов, кто где, не разобрать. Забавно слушать, как над тобой пролетают мины. Если хотя бы одна попадет в дерево и разорвется, мне кранты. Раздолбать бы комбата за то, что выпустил без индивидуальных аптечек. Сейчас бы пригодились. Нужен сильный антибиотик. Около 12—13. Самочувствие хреновое. Куплю спальник, кину в него грелку и не буду вылезать.

Подъехать через 5 дней трупы собрать. А можно и на раненых наткнуться, а их лечи еще потом. Ирония судьбы. Я сам смог помочь только 3 пацанам, а себе четвертому уже ничем не могу. Сама рана почти не болит. А пятка вот-вот с середины разорвется. Кожа на руках сморщилась — обезвоживание. Около 14—15. БМП наконец заглох. Тишина, хоть глаз выколи. Зато миномет лучше слышно. Рой мух слетается, у них пир. Нет сил накрыть рану. Уже не могу поймать муравья. Дожился. Пальцы на ноге как... При попытке пошевелиться — адская боль в ране. Жена, попробуй обновить сим-карты, кто остался живой. Можно перезвонить.

Дом — есть, сын — есть, дерево не успел посадить на стадионе, чтобы прятались в теньке и меня вспоминали. Чувствую, не дотяну до 55. Прожил хорошо, полноценной насыщенной жизнью. Думаю, будет, кому меня вспомнить. Умираю, как в сказке: лежит молодец в чистом поле, над ним вороны кружат. И мухи. Вечереет. Шансы, что меня найдут, уменьшаются. Ночью никто искать не пойдет, а ее еще пережить нужно. Судорога сводит пальцы на здоровой правой руке, интересный симптом...»

Не помня себя, Санитар очнулся и по своему состоянию ощутил, что если сейчас, в течение короткого времени, его организм не получит жидкости, хотя бы несколько капель, не получит хотя бы несколько крох пищи, то он умрет уже через несколько часов — если не от жажды и голода, то от отчаяния. Дыхание давалось с трудом, за несколько суток нос забился слизью, и Санитар подумал, что было бы неплохо... Аккуратно, словно бесценный напиток, он выдавил липкую жидкость из обеих ноздрей и смазал сухой язык и потрескавшиеся губы, открыл рот и стал терпеливо ждать. Первая муха прилетела минут через пятнадцать, долго и ненавист­но-нестерпимо щекотно ползала по губам, улетала, как только он моргал, поэтому глаза пришлось закрыть и работать вслепую. Наконец муха заползла на язык, и Санитар резко закрыл рот и одним глотком проглотил добычу. «Не надо так спешить. Надо жевать, тщательно шевеля челюстями...» — подсказал мысленно сам себе. Следующая муха прилетела минут через пять, ее Санитар поймал сразу и, аккуратно раздавив зубами, не спеша пожевал. Никакого отвращения он не ощутил. Просто чвакнуло во рту тельце — и все. «Жаль, что не могу оторвать крылья. От них все равно никакого толку». Ночью его колотило от холода так, что он боялся, что оторвется ступня.

Санитар очнулся от мужских голосов, звучащих прямо над головой. Не свои и не чужие, местные мужики, трое. Он не верил своим ушам — не святые, не муравьи и не опарыши, обычные живые люди, из крови и плоти стояли над ним. Сердце заколотилось от радости, он хотел закричать изо всей силы: «Я здесь! Помогите!» — но дыхание перехватило, и он тихо засипел, выдавив из себя пару звуков, мало похожих на человечьи.

— Смотри, снайперка разбитая лежит! Михалыч, ты патроны пособирай. Э, да здесь человек! Живой? — голова наклонилась над кучей веток и зависла над Санитаром. Он никак не мог рассмотреть, как выглядит его спаситель, — не было сил повернуть голову.

— Не, мертвый, — глухо пошутил в смятую траву. Муравьи рассмеялись и побросали, держась лапами за животы, свою ношу.

— Куда тебя бабахнуло?

— В руку и ногу. Ступню оторвало.

Мужики разобрали ветки, глянули на рану и начали тихо материться.

— Тут же сгнило уже все к еб...м! Воняет аж!

— Пить.

— У нас ничего нет с собою.

— Гляньте в бээмпэ.

— Там нет, мы смотрели. Давай, полежи чуток, мы сейчас, — и быстро ушли.

Санитар закрыл глаза и снова открыл — никого, но ветки разбросаны. Значит, действительно кто-то приходил, говорил. А может, это он сам в бреду раскидал свое укрытие, пытаясь вырваться из пламени жара? И говорил сам с собой?

Вернулись скоро, с женщиной по имени Света, которая уколола димедрол и посыпала рану обеззараживающим порошком. Мужики подсунули маленькую кастрюльку холодного борща, хлеба с салом, но Санитар сначала надолго припал к пластиковой бутыли с водой. Напившись, попробовал есть борщ, но смог только выпить жижу, жевать гущу не хватало сил.

— Спасибо, мужики. Но сало с хлебом не смогу укусить.

— Ну, ты как? Лучше? Ты давай, полежи тут, подожди, мы тебе Красный Крест приведем. Они ездят тут, трупы собирают, так что вот так вот, да...

— Не уходите!

До вечера Санитар несколько раз спал, просыпался, впадал в беспамятство. Сказать, что он жил надеждой, было бы неправильно — он жил мерцающим ощущением того, что еще существует. Вряд ли это чувство можно назвать надеждой. Санитар лежал и смотрел в одну точку — как через руку проложили свою дорожку неутомимые муравьи и таскают на себе, не останавливаясь ни на секунду, муравей за муравьем, такие необходимые для муравьиного бытия детали мироустройства, как соринки, паутинки, крылья мух, травинки, личинки и много еще того, чего Санитар или не разглядел, или не запомнил. Когда стемнело, муравьи исчезли, а вместо них появились грустные мужики.

— Красный Крест сюда отказался ехать. Говорят, тут стреляют. Так что давай, ползи сюда... — и положили рядом на землю большое цветастое диванное покрывало.

Аккуратно, стараясь не побеспокоить ногу, мужики отнесли Санитара в старый «москвич-412» и умостили на заднее сиденье.