Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

В Днепропетровском госпитале жена нашла его в палате под капельницей: желтого, худого, обессиленного. Володька протянул руку — поцеловала, стала на колени рядом с кроватью. Пока жена молча плакала, хотел пошутить, но долго подбирал слова, шутка никак не шутилась — на самом деле это он так старался отвлечься, чтобы не заплакать самому.

Потом он долго и с наслаждением ел квашеные яблоки, печенку, мясо, арбузы, печенку, снова яблоки, пока жена не забрала с табуретки тарелки, испугавшись заворота кишок. «Хочешь, тебя развеселю? — спросила, и показала на мобильном телефоне сохраненное сообщение из Твиттера президента.

Сьогодні було звільнено з полону троє українських офіцерів-розвідників:

Доноса В. М., Іовца Д. А., Мандажи Е. П.

Слава Україні!

Они долго смеялись — все фамилии в сообщении президента оказались молдавскими. Молдавский спецназ какой-то! Конечно, это случайность, совпадение, но все равно — очень смешно — какой из него, обычного учителя физкультуры в техникуме, «офицер-разведчик»?! Но и кольнула эта мелкая президентская неправда, сработанная для красного словца, для публики — больно. Разве нельзя было написать так, как есть? Разве ценность его, простого санитара, жизни, меньше, чем жизни «офицера-разведчика»?

На следующий день Санитар удивился по-настоящему. В палату, несмело улыбаясь, зашел боец в больничной одежде — Санитару показалось, что он где-то его видел, почти случайно, мельком, но встреча эта была очень значительной, важной для его жизни. Боец стоял и никуда не спешил уходить, продолжая улыбаться, будто хорошему знакомому:

— Возьми, — сказал и протянул его старый телефон.

И тут Санитар узнал бойца, хотя и прическа у того была короче, и лицо светлее, и, главное, глаза совсем другие — словно вновь ожившего человека. Горыныч — такой у бойца оказался сказочный позывной — рассказал, как вывел двоих раненых из «котла», как шла на выручку Санитару и другим раненым группа и как попала под минометы, оставив в поле одного «двухсотого». Это был недлинный рассказ, но очень нужный для Санитара. Сейчас, оказавшись в таком незавидном положении, он крайне важным считал для себя услышать, что его там не бросили, не забыли, и как бы они, бойцы-добровольцы, не ругали командиров и штабы, его и всех, кто лежал раненный в поле и посадках, пытались достать и спасти, даже, как оказалось, ценой чьей-то жизни. И Санитару стало неимоверно жаль того парня, который сложил голову где-то под Новокатериновкой ради того, чтобы найти неизвестного ему хлопца с Полтавщины, который лежит неизвестно в какой посадке с оторванной ступней, неизвестно, живой или мертвый.

Санитар рассказал Горынычу все, что с ним случилось, до мельчайших подробностей, ничего не утаивая, как даже не рассказывал жене — от муравьев, мух и святого Михаила до сообщения президента в Твиттере. Посмеялись. Потом доели печенку и закусили квашеными яблоками.

— Очень вкусно, — сказал Горыныч. — Спасибо, друг!

— Да, очень хорошо! Никак наесться не могу, знаешь...

— Честно говоря, — сказал Горыныч, — там, в посадке, когда уходили, не верил, что ты выживешь. — Посмотрел с сожалением на ноги Санитара. — Все могло и иначе закончиться, если бы не минометы. Если бы дошли к тебе...

— Закончилось бы все иначе, если бы муравьи были большими, — отозвался Санитар.

— Уточни? — не понял Горыныч.

— Если бы муравьи были большими, — повторил, улыбаясь, Санитар, — мне бы не пришлось жрать мух. Понимаешь?

«Газон» шел накатом, на одних дисках. В кабине, нервируя водилу, небритого младшего сержанта с позывным Феликс, командовала, яростно шипя, забытая рация. Далекий голос комбата приказывал пересаживаться на уцелевшую технику, но отделение, которое укрепилось в кузове за рюкзаками и ящиками с провизией, коней на переправе менять не спешило. Да, их грузовик похож на решето, шины напоминали разорванную Тузиком грелку, но зато внутри сидел живой водитель, а борта подшиты листами металла. Так что прыгать на другую машину под таким сумасшедшим огнем противника, пока эта не остановилась окончательно, не имело смысла. Они отстреливались вслепую, согнувшись в три погибели за бортом и дер­жа автоматы над головами. Били по лесополосам, туда, откуда свистели пули, но смертельная опасность больше исходила от мин и снарядов, которые прилетали из неизвестного далека, разрывая и прожигая насквозь.

Здесь шел бой между слепыми и глухими: слепые воевали, не видя врага, а глухие оставались равнодушными и беспощадными к стонам жертв.

Когда они оказались уже совсем в хвосте колонны, «газон» наконец выдохся и, громко фыркнув на прощание, издох. Отделение не успело занять круговую оборону на земле, как подъехал другой грузовик, полный «мух» и стрелкового оружия, притормозил, и они в мгновение забрались в кузов — места там оказалось мало, но ехать все равно лучше, чем лежать.

Там, в посадке, будто этого и ждали — по грузовику плотно заработал крупнокалиберный пулемет, и Иван услышал, как в такт пулям, бьющимся о борт, кто-то из товарищей монотонно тихонечко закричал: «а-а-а-а-а-а-а-а!» То ли боец был ранен, то ли он так боролся со страхом, Иван не успел понять — сильный удар разорвал ногу около бедра, и боль согнула его пополам. Через два десятка метров грузовик поймал в кабину заряд от «саушки» или танка — машину подбросило вверх, и все, кто сидел в кузове, подлетели вместе с ней, как игрушечные солдатики, а потом посыпались на землю.

Упал Иван неудачно — раненая нога завернулась чуть ли не за шею. Превозмогая дикую боль, одной рукой подтягивая и поддер­живая покалеченную конечность, он отполз на несколько метров в сторону от факела машины, и тут же увидел Джоника, который сидел справа, просто сидел на обочине и смотрел на пылающий грузовик. В обгоревшей форме и черной, будто обугленной, каске он был похож на черное чудовище. Дальше, разбросанные взрывом, дымились, распластавшись, тела мертвых бойцов. Иван узнал только Феликса — по командирским часам «Восток» на руке, которые удивительным образом уцелели.

— Джоник! — позвал товарища Иван. — Джоник!

Джоник не отзывался.

— Джоник! — Иван заорал.

Боец повернул голову в его сторону и достал гранату.

— Джоник! Это я, Адвокат! Джо-оник, не делай этого!

— Добровольцы не сдаются!

— Джоник, отдай гранату. Успеем еще! Сдохнуть еще успеем! — Каждое слово давалось Ивану с невероятным трудом. Он не знал, что человеку будет так трудно говорить.

Джоник послушался и спрятал гранату в разгрузку.