Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Пришлось уже?

— Да. Ирак. Еще кое-где. Неважно. Давай уходить, братишка. Буди друга.

Иван подтолкнул рукой Джоника. Тот поднял голову, будто бы ничего не происходило, и улыбнулся.

— Веселый какой! — удивился снайпер. — Спроси его, он сможет тебя тащить? Нас там пятеро. — Показал взглядом в сторону ложбинки. — Один уже «двухсотый», только что... Но я его не брошу — мы с ним три войны прошли; один ранен в ногу и руку, третий контужен и дезориентирован. Мы только с санитаром целые. Так что тянуть тебя, кроме него, некому.

— Джоник, ты сможешь меня тянуть?

Джоник улыбнулся.

Снайпер и санитар поползли к своим. Иван взял руку Джоника и приложил к своей одежде:

— Хватай!

Джоник упирался ногами в землю изо всех сил, но сил у него осталось немного. Извиваясь, он напоминал обессиленного черного дождевого червя, на которого не клюнет даже самый голодный карась в озере. Джоник еле дотянул Ивана до ложбинки и, тяжело хрипя, откинулся на спину. Лицо его покрылось потом, из левого уха текла кровь. По первой группе из посадки открыли огонь, дальше перемещаться стало рискованно, и Иван порадовался хотя бы тому, что здесь, в ложбинке, они имеют теперь более надежное укрытие. Отсюда хорошо просматривалась в обе стороны асфальтированная дорога, тут не так сильно выгорела трава. Снайпер вернулся:

— Чего лежим? Мы уже в посадке.

«Рисковый мужик».

— Он меня не дотащит.

— Тогда пусть уходит вместе с нами. Нашего санитара ранило, так что давай, братишка, план такой: мы отходим в посадку и ждем, пока стемнеет. Потом тебя заберем. Сейчас тебя не вытащить, сам понимаешь.

Иван просчитал этот вариант наперед и полностью с ним внутренне согласился. Теперь оставалось уговорить Джоника уйти со снайпером.

— Джоник, ты должен уйти с ними. Ночью за мной вернешься. Дружище, ты понял?

Джоник ни черта не понял, только махнул головой и показал гранату. Снайпер снова заулыбался, хотя это было совсем не смешно.

— Ползи за ним! — И Джоник, не оглядываясь, пополз. — Притворяйся мертвым, братишка! — посоветовал напоследок снайпер.

«Я постараюсь».

Иван остался один. Время, остановившись несколько часов назад, снова пришло в движение. Очень хотелось пить — воды оставалось, может, грамм пятьдесят, на самом донышке фляги, и он не рискнул употребить последний запас. Есть не хотелось, хотя подкрепиться не помешало бы, но рюкзак с небогатыми запасами сгорел вместе с машиной, а в карманах он ничего не носил: ни сухарей, ни шоколада. Так он пролежал до вечера, несколько раз засыпая или впадая в беспамятство, — подействовало обезболивающее. К вечеру стало прохладнее, и дышать стало легче. Когда начало темнеть, со стороны посадки раздались странные звуки — будто бы ломали ветки, и Иван сквозь сон подумал, не для носилок ли ломают его товарищи деревья? Но потом услышал голоса: «Выходи! Не бойся!» — и тут же выстрелы. Одиночные выстрелы дуплетами звучали и со стороны разбитой колонны, и он с ужасом понял, что идет зачистка и это добивают раненых. Он сжался до размеров черного муравья и пожалел, что люди не обладают качеством хамелеона сливаться с окружающей природой. «Заметить меня нелегко, — уговаривал он сам себя. — Земля — красно-черная, трава — черная и желто-зеленая, и я весь такой же — красный от крови и черный от гари».

К счастью, зачистка продолжалась недолго. Начало темнеть, и голоса и шорох шагов исчезли в наступающем сумраке. С темнотой пришел холод, и Иван начал замерзать. Уже поздним вечером — часы показывали 22.51 — в сторону, откуда приехала колонна, рассекая ночь и дополняя огнями Млечный Путь, полетели снаряды реактивной артиллерии. Стреляли, скорее всего, украинские «грады» и «ураганы». Россияне подогнали свою реактивную арту сначала поближе к разбитой колонне, откуда выпустили несколько залпов в ответ, а потом машины, сопровождаемые бээмдэ, подошли на расстояние 20—30 метров к Ивановой ложбинке и стали наносить ответные удары. Иван никогда не присутствовал при работе «градов», и вся эта канонада — пролетающие над головой в сторону врага снаряды, оставляющие в ночном небе светящиеся хвосты, стреляющие рядом установки, грохот — казалась чем-то нереальным, ненастоящим. Ему не верилось, что эти огни могут кого-то убить, кому-то причинить вред.

Около двух часов ночи «грады» и бээмдэ уехали, но ночная канонада не утихла. Почувствовав, как коченеют от колючего ночного холода пальцы на руках и здоровая нога, он решил ползти в посадку. Иван рассчитывал там спрятаться, но для начала хотел понять, что произошло с отрядом, с которым ушел Джоник. Может, они просто ждали, когда уедут «грады»? Но их также могли найти и убить, и тогда этой ночью рассчитывать ему точно не на кого. Ползти Иван мог только по прямой, перебитое бедро не давало возможности маневра. Метров 300—400 до посадки он преодолел за два часа. В самом начале лесополосы Иван наткнулся на снайпера. Он узнал его по каске, валяющейся рядом, — тот лежал, уткнувшись головой в руки, словно прилег прикорнуть на минутку или притворился спящим. «Притворяйся мертвым, братишка!» — вспомнил Иван последнее наставление снайпера. Винтовки он не обнаружил. Через несколько метров, передвигаясь из последних сил, уткнулся в укрепрайон: бетон, бойницы, окопы, деревья, на которых набито железо. Укрепления уходили в темноту лесополосы, и Иван не риск­нул искать вход, да и силы уже покидали тело. Ему оставалось только догадываться, что случилось с Джоником, санитаром и другими бойцами, которые уползли днем. Они спаслись или их захватили в плен? Может, их также дострелили, как и других раненых и пленных? А если ушли, то где они сейчас и стоит ли ему рассчитывать на помощь? Хочется верить, что ушли, а снайпер их прикрывал и жертва его не оказалась напрасной. Почему он не воспользовался укрепрайоном? Не успел? Внезапно пошел крупный дождь, и Иван остался лежать некоторое время возле снайпера, перевернув его каску. Когда в нее немного набралось воды, он жадно выпил. Он полежал еще, промокший до нитки, рассчитывая набрать воды про запас, но дождь закончился. Иван облизал мокрые листы с кустов, до которых мог дотянуться рукой, и, набравшись сил, решил ползти на свое место, в ложбинку. Сюда, в посадку, в любой момент могли вернуться враги.

Возвращался он, дрожа всем телом, ближе к утру, по влажной от росы траве, полз и думал: «Буду лучше скользить!» — но с каждым метром сил оставалось все меньше.

Утром приятно просыпаться в поле, среди травы, под треск кузнечиков и пение птиц. Но в то утро под Новокатериновкой в полях стояла неестественная тишина. Иван открыл глаза и долго смотрел в чистое небо, в котором быстро набирало силу безжалостное солнце. Промокший, он сильно замерз ночью, но самое страшное, как он понимал, ожидало его впереди — жаркий бесконечный день неизвестности. Организм просил воды и пищи, нога неистово болела, и Иван переживал, что может начаться заражение, и тогда — прощай, левая нижняя конечность. Вдруг он услышал сильный рев: в сторону села мчали украинские бэтээры, около десятка. По ним сразу же открыли огонь из посадки, но бэтээры не остановились и продолжили атаку. Тут же заработали «ураганы», залпы ложились не далее чем в 400-х метрах от Ивана, который сожалел, что столько снарядов пропадает зря — били неточно, в поле. Тут же прилетела украинская авиация — два самолета — и нанесла удар по лесополосе, а бэтээры тем временем безуспешно, но героически пытались прорвать оборону. Если бы в тот момент к ним подошло подкрепление, хотя бы пару танков, то наверняка бы их героизм принес результат. Один из бэтээров мчал мимо Ивана, из люка выглядывал боец и что-то кричал в рацию.