Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Минуточку давай здесь полежим, отдохнем. Мама очень устала, пожалуйста, — женщина прикрывала кофтой себе живот, пытаясь приостановить кровь.

— Мамочка, у меня плечико сильно болит!

— Сейчас, давай, поцелую, а потом мамочка отдохнет, подует вот так легонечко — и плечико вылечит. Хорошо?

— Хорошо, — девочка уткнулась головой в мамино плечо.

Иван лихорадочно думал, чем он может помочь. Ползти к машине он будет долго — сил после ночного похода практически не оставалось, и пока доползет, уже ни обезболивающее, ни жгут, ни бинт раненой могут не понадобиться. Да и как он доползет? Застрелят же.

— Вы тяжело ранены? — окликнул он, напрягая все тело, женщину.

Та слегка подняла голову:

— Где вы? — спросила ровным сильным голосом, будто и не тяжело ранена.

— Я здесь, в траве.

— Не можете показаться?

— Не бойтесь, я солдат. Мне перебило ногу, практически не двигаюсь. Выглянуть не могу — застрелят. Что с девочкой? Вы тяжело ранены?

— Ее в плечо ранило, меня — в живот, — женщина говорила, опершись на локоть.

— У меня есть бинты. Вы можете подползти? Если поползете по несгоревшей траве, вон там, чуть дальше, то вас не заметят.

— Да, еще, наверное, могу, — сказала женщина, — но не хочу. В машине — моя старшая дочь, ей тринадцать лет, и мама — ей шестьдесят. Мой муж... тоже убит. Я не смогу с этим жить, нет.

— Как вас зовут?

— Татьяна.

— А девочку?

— Яна.

— Сколько лет?

— Скоро будет пять.

— Меня Иван зовут. Таня, но Яна жива! Ей нужна ваша помощь, ей нужна мама.

— Ваня, мне срочно нужно в больницу. Срочно, понимаете? У меня весь живот в клочья разорван, там живого места нет. Меня не спасти здесь. Вы это понимаете?

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Вы сможете сделать себе сами укол обезболивающего? У меня остался один.

— Мне физически не больно. Странно, но я ничего не чувствую. Только сердце разрывается, так болит... Не могу поверить, не могу осознать, что это произошло — здесь, у нас, с нами, со мной, с моими детьми.

Она не плакала, не жаловалась на судьбу, просто размышляла вслух. Иван решил говорить меньше, чтобы сохранить им обоим силы.

— Держите, — кинул, как мог, индивидуальный пакет с бинтами, который немного не долетел до машины. — Нельзя сдаваться.

— Мама, с кем ты разговариваешь? — отозвалась Яна.

— Яночка, это дядя Ваня, мой хороший друг. Когда я засну, ты должна его слушаться. Он отвезет тебя к бабушке. Хорошо? Пообещай мне, котеночек!

— Да, мамочка. Обещаю.

— Вы не должны спать, Таня! Попробуйте дотянуться до пакета. Он недалеко, вне видимости пулемета, машина его прикрывает.

— Не хочу. Извините. Он вам больше нужен.

— Перевяжите дочку, — Иван понимал, что у Татьяны — болевой шок и она может принимать неадекватные решения. Но то, как она оценивала свое состояние здоровья, звучало убедительно. Печально, но убедительно и неотвратимо.

— Как вы здесь оказались?

— Мы ехали от бабушки, из Харцызска, домой в Донецк. По Харцызску ходили слухи, что в городе не сегодня-завтра начнутся активные боевые действия... Решили, что нужно срочно ехать. Нарвали простыней на белые флаги, навязали на машину. Заехали к брату мужа под Успенку, по делам. Никто не тронул... Потом поехали по этой проклятой дороге... Кто мог это сделать? Кому нужно стрелять по детям?

— Мама, а где папа?

— Папа спит.

— А почему бабушка и Диана в машине?

— Они очень устали, Яночка. Полежи еще немножко возле меня, пожалуйста.

— Хорошо, мама.

— А что с вами случилось?

— Нашу колонну тут разбили, на этой дороге. Видели сожженные грузовики?

— Да. Много людей вдоль дороги. Убитых, черных, безголовых. Страшно смотреть.

— Это наши. Кому повезло — ушел, остальные тут остались. И я тоже. Уже сутки... Моих товарищей, которые должны меня забрать, наверное, убили. Вон там, в посадке, точно лежит один. Где остальные, не знаю.

— Вы — мобилизованный?

— Нет. Я — доброволец.

— А я — учитель математики.

— Моя жена тоже учитель, географичка.

— Ваня, у вас есть дети?

— Двое: мальчику десять лет, а девочке — скоро шесть. Чуть старше Яны.

— Почему вы стали добровольцем? Двое маленьких детей...

— Именно потому и стал — из-за них.

— Из-за денег?

— Нет-нет! Я по профессии — адвокат, хорошо зарабатывал.

— Послушайте, Ваня. Тут, в машине, на заднем сиденье, моя сумка... За мамой... Там лежат документы, мобильный, деньги, тысяч шесть. В телефоне найдете номер телефона бабушки из Харцызска, она так и записана «Бабушка Харцызск». Лидия Николаевна Терехина, это мама мужа. Запомните?

Татьяна давала инструкции сдержанно, тихо, будто рассказывала подруге рецепт новогоднего торта.

— Ваня, вы должны спасти Яну. Не знаю как, но у вас нет другого выхода. Понимаете?

Иван понимал. В машине наверняка есть вода и какая-то еда, плечо девочке он перевяжет. А что потом? Боль в раздробленной ноге отходила на второй план, его собственная судьба отходила на второй план. Он по-прежнему хотел выжить, но осознавал, что цена его спасения теперь гораздо выше — жизнь этой маленькой девочки.

— Ваня, тут, кажется, пахнет бензином. — Татьяна провела рукой за спиной. — Да, пробило бензобак, я практически лежу в луже. Что делать?

— Если выстрелят и попадут, то машина взорвется, — Иван похолодел. — А вы сгорите. Надо убрать ребенка оттуда. Она маленькая, пусть аккуратно ползет сюда, вон там дальше трава высокая.

— Вы уверены?

— Таня, я предлагаю, а вы принимайте решение.

— Хорошо. Яночка, доченька, посмотри на меня, пожалуйста. Яночка, давай поиграем в игру: тебе нужно тихонечко доползти до дяди Вани, чтобы я тебя не заметила. Хорошо? Смотри: ложись на животик и ползи, толкайся ручками и ножками. Ты только голову не поднимай, а то молния ударит.

— Молния?

— Да, молния. Видела молнию, которая нашу машину сломала?

Яна закивала головой и стала ложиться на землю.

— Ай-ай, колется, мама! Травка колется!

— Потерпи, солнышко. Ты той ручкой, которая болит, не толкайся, прижми ее к себе, а сама на бочок, на бочок и ползи, ножками толкайся, вот так, молодец!

Девочка неумело поползла в траву.

— Пошла? — спросил Иван.

— Да. Сейчас важно, чтобы она вам поверила.

— Да.

Через несколько минут на него смотрело замурзанное недовольное детское личико: светло-русые кудряшки, большие серые глазища, вздернутый носик. «На маму не очень похожа, — зачем-то заметил Иван. — Хорошо, что футболка темная».

— Я победила?

— Что? — не понял солдат, но потом спохватился. — Да, конечно! Иди сюда, — он похлопал рукою рядом с собой, куда нарвал и нагреб две скудные кучки травы.

— А где мой приз? — Девочка подползла, и Иван уложил ее рядышком на бочок, так, чтобы видеть глаза.