Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Проснулся он от тепла. Ночь прошла, если не считать «градов», под звуки и сияние которых они забылись, тихо. Иван несколько раз открывал глаза и скрипел зубами от холода и боли, но организм настолько ослаб, что отключался сам по себе. Иван чувствовал, что протянет еще сутки, может быть, двое, и мысленно распрощался с ногой. Яна спала еще час. Проснувшись, попросила воды и сказала, что очень устала. Она выглядела значительно бледнее, чем вчера, глаза запали, кровотечение не прекратилось. Иван потрогал ей лоб — очень горячий, поднялась высокая температура. Ситуация значительно осложнялась, и если он имел еще силы бороться, то девочка — уже нет.

— Котеночек, можешь встать?

— Нет, у меня ножки болят.

— Яночка, ты должна встать и пойти в село. Его отсюда видно.

— Нет.

Иван обхватил голову руками. Часы показывали шесть тридцать пять. Повезло, что эта ночь оказалась не такой холодной, как предыдущая. А может, он просто не заметил. Нужно идти.

— Яна, — позвал. Девочка даже не открыла глаз. — Я сейчас поползу в село, а ты лежи здесь. Я найду людей, и они тебя заберут. Хорошо?

Девочка не ответила. Иван, скрепя сердце, начал ползти. Сего­дня каждое новое движение давалось с неимоверным трудом, боль от ноги отдавала по всему телу, он, как и Яна, весь горел. Понимал, что до села ему не добраться, но полз.

— Дядя Ваня! Дядя Ваня! — девочка шла, еле передвигая ноги, за ним. — Тебе же нельзя так много ползать, у тебя же ножка болит.

«Какое счастье, что в посадках уже нет тех, кто стрелял по нам вчера».

— Я пойду вперед, а ты ползи за мной. Хорошо?

— Хорошо, — ответил Иван и подумал, что как часто даже маленькие женщины бывают сильнее больших мужчин.

— Только сказку сегодня выбираю я. Ты какую хочешь?

Иван улыбнулся. В такой компании и умереть не страшно. Он совсем не чувствовал свое тело, понимал, что от обезвоживания и нехватки энергии скоро потеряет сознание. Он поднял голову и, как мог, сурово сказал:

— Иди! — и тут же увидел двух женщин с сумками на плечах. Женщины шли по дороге со стороны Новокатериновки.

— Яна, беги туда!

Яна тоже увидела женщин, но бежать к ним не спешила, наоборот, вернулась к Ивану.

Минут через пять женщины поравнялись с девочкой и солдатом, которые лежали метрах в тридцати от дороги.

— Скажи «добрый день»! — подсказал Иван из высокой травы. Его, скорее всего, женщины не видели.

— Добрый день! — сказала Яна.

Женщины остановились и внимательно осмотрелись, желая понять, откуда слышат детский голос. Яна встала в полный рост и помахала рукой. Женщины никак не отреагировали и двинулись дальше. Иван аж замер от удивления.

— Эй, — прохрипел он, — стойте. Пожалуйста!

Женщины остановились:

— Кто там?

— Я солдат, раненый. Ногу перебило. А это девочка, она тоже ранена, у нее семью убили. Помогите нам.

Женщины молча двинулись дальше.

— Помогите нам! — отчаянно закричал Адвокат. — Дайте хотя бы воды!

— Пусть девочка подойдет, — сказала одна из женщин.

Яна подошла, и женщина достала из сумки литровую бутыль и отдала.

— Девочку можем забрать с собой, — сказала женщина. — Есть, куда позвонить родным?

— Есть номер мобильного бабушки и свидетельство о рождении. Яна, иди с тетями.

Яна жадно допила воду и сообщила:

— Я без дяди Вани не пойду.

— Вы можете вызвать «скорую»? — попросил Иван. Он точно знал, что Яна не пойдет с незнакомыми женщинами и уговаривать бесполезно. — У девочки высокая температура.

Женщины помотали головами.

— Мы же умрем здесь!

Женщины зашагали по дороге.

«Что такое отчаяние? Что такое отчаяние? Отчаяние — это ни­что по сравнению с утратой веры. Как можно продолжать верить в людей?»

Иван облизывал горлышко пластиковой бутылки, пытаясь ухватить последние капли. Яна лежала рядом. Кажется, она снова спала. Иван пытался прикрыть ее от солнца, которое палило все сильнее. Вокруг снова бурлила жизнь: жужжали пчелы, цвиринькали кузнечики, щелкали и щебетали птицы. Где-то вдалеке работала техника, наверняка военная, по звуку Иван определил ее как танк.

Мужику, который шел по дороге с косой, он даже не обрадовался.

— Эй, мужик, — позвал просто, не здороваясь и не таясь, видимо, здесь так привыкли, — дай воды.

Мужик молча подошел и дал попить из большой фляги. Вода была чистая, холодная, прямо из колодца или родника. Иван чуть не захлебнулся от счастья, так ему показалось вкусно.

— А с девочкой что?

— Ранена, — коротко ответил Иван. — Машину с родителями и сестрой вчера из посадки расстреляли.

— Я видел, «девятка» синяя на обочине стоит...

— Да, это она. Слушай, а что там за техника работает? Украинская, российская?

Мужик пожал плечами: мол, а мне какая разница?

— Да, в общем, неважно. Слушай, со мной-то — ладно, что будет, то будет, а девочке плохо совсем. Слабеет она. Сходи туда, попроси, чтобы приехали и забрали. Христом прошу — спаси ребенка!

Мужик удивленно посмотрел на Ивана и ушел.

Через полчаса приехала бээмдэ с нанесенными на борт красными крестами. Из нее вылезли двое в форме без опознавательных знаков.

— А где родители девочки? — спросили.

— В машине, на дороге, — ответил Иван. — Убиты. Помогите ей. Она ранена, температура поднялась.

Из бээмдэ принесли носилки, положили ребенка, вернулись:

— А ты кто?

— Дядя Ваня.

— Форма похожа на военную. Ты, наверное, укроп?

— Наверное.

— Ну ладно, давай, залазь.

Ему подставили носилки, в которые он с большим трудом заполз самостоятельно, отнесли к бээмдэ и положили сверху на броню. Стартанули резко, носилки едва не слетели на землю, пока ехали, трясло так, что по сторонам смотреть Иван не успевал, только следил за тем, чтобы не слететь вниз.

Проехав приблизительно два километра, остановились, сняли Ивана с носилок, положили на землю. Допрашивал командир машины, здоровый сержант типичной внешности средней полосы России, лет двадцати пяти-двадцати восьми. Бил наотмашь тыльной стороной ладони по лицу и кричал:

— «Правый сектор»?! Ты — «Правый сектор»?!

Иван улыбался: одно дело, когда видишь острый приступ кретинизма по телевизору, и совсем другое — наблюдать это воочию.

— Я его, как и ты, только по телеку видел.

— Нацгвардия? Отвечай — ты из нацгвардии?!

— Они футбол охраняют.

— Что? Какой футбол?

— «Металлург» (Запорожье) — «Динамо» (Киев).

Знакомое слово удивило сержанта, и он на мгновение задумался и предположил:

— Тогда ты, сука, минометчик! Ваши минометчики нашу роту тут положили! Номер части и звание!?

«Хорошо отработали минометчики, молодцы!»

— Мы на Мариуполь колонной ехали, а вы нас пожгли. Кучу народу убили! За что, братаны? — попытался пробить россиян на жалость Иван.