Луиза Кент - Они шли с Васко да Гама

Вместо изучения звезд, Шон возвращался домой, на улицу Крыс, весь засмоленный: он учился законопачивать швы корабля. Закуто сокрушался над засмоленными руками Шона.

— Ты делаешь то, что смог бы сделать любой бродяга с верфей, когда за эти последние несколько недель я все-таки мог бы вколотить кое-какие познания о звездах в твою тупую башку! — то и дело повторял он.

— Моя тупая башка вмещает уже всю мудрость, какую может, — возражал со смехом Шон. — И, право же, я благодарен вам и не забуду той малости, что знаю. Кроме того, сам сеньор Васко видел карты, которые я чертил для короля, и сеньор Николай тоже. И я буду юнгой на «Беррио», и буду помогать сеньору Николаю с картами. Он говорит, что я знаю больше, чем он.

Закуто опять застонал.

— Да помогут звезды «Беррио»! С твоей помощью он попадет скорее на Северный полюс, чем в Индию. Но я думал, что ты поедешь с Пауло да Гама на «Сан-Рафаэле».

— Я и хотел бы, — ответил Шон. — Каждый предпочел бы идти с сеньором Пауло, но с ним идет Деннис. Хватит на корабле и одного дикого ирландца, говорит сеньор Васко. Я надеялся, что со мной будет Жоан, но он будет юнгой у сеньора Васко. Я не завидую ему.

— Почему?

— Сеньор Васко умеет пугать человека так, что у него волосы вылетают прочь из головы. Когда он смотрит на меня этими своими черными глазами, мне кажется, что он знает, что я ел за обедом и о чем я думаю. Он словно орел, всегда готовый вцепиться в кого-нибудь своими крючковатым носом и руками, со стальными когтями. Как люди прыгают, когда заслышат его! Я не хотел бы поменяться с Жоаном за все жемчуга Индии!

— Глупости, — проворчал Закуто. — Какого бы ты хотел видеть адмирала? Одного из хорошеньких молодых людей при дворе, которые пишут стихи и пахнут розами и лилиями? Они воркуют и щебечут, как птички. Они ненавидят грубых. От моря они делаются больными. Еще до половины пути ты будешь рад, что вас ведет мужчина, сильный мужчина, а не поэт с сердцем голубя.

— Я знаю, что он храбр, но таковы и сеньор Пауло, сеньор Николай, — возразил Шон. — А они не пугают людей до полусмерти.

— Да, это храбрые люди и хорошие капитаны. Но путешествие в Индию требует больше, чем простая храбрость. Вот увидишь.

— Это предсказание? Это вам звезды говорят? — спросил Шон с плутовской улыбкой.

— Да, мошенник! Звезды говорят это, а ты видел, что я умею читать по ним, — ответил Закуто добродушно, взъерошивая рыжие волосы Шона.

Рахиль, слушавшая спокойно, спросила:

— Ты слыхал, что подарил отец сеньору Васко, Шон? Свою лучшую большую деревянную астролябию. Две маленьких медных, — одну из них ты уронил, но отец исправил ее. Хороший компас и экземпляр Вечного Альманаха Закуто, из новоотпечатанных.

— Любой король мог бы гордиться, получив такой подарок.

— Чепуха, — быстро возразил астролог. — Я ничтожный старый еврей, и я дал ему все это потому, что хорошо заручиться сильными друзьями.

— Вы и меня потому взяли к себе, когда я умирал от голода, — заметил Шон.

— Нет. Это потому, что ты умел чертить. И ты должен привезти мне карты восточного берега Африки и Индии, чтобы оплатить мне все мои хлопоты и твое пропитание. Потому что ты ел, как волк. Нет, как два волка, не считая твоего пса, который ел еще за троих!

Закуто говорил резко, как всегда, когда Шон пытался благодарить его за доброту.

— А что будет с твоим рыжим псом, когда ты уедешь? — продолжал он. — Потому что моя жена говорит, что он приносит в дом слишком много грязи и отряхивается на ее лучшие ковры и на бархатное фландрское платье, и я не говорю о грязи в нашей лаборатории и о том, что он хвостом сбивает банки с моими снадобьями…

Шон покраснел и сказал, что Коннамара возьмет к себе Жоанова сестра, Луиза.

— Ей нравится Кон. Ее дядьям тоже, они любят охоту на птиц. Луиза будет жить у них, пока ее братья не вернутся. У нее нет ни отца, ни матери, а дядья не женаты, так что Кон никого не будет пугать своими грязными лапами. Я отведу его к Коэльо в день отъезда.

— А если говорить о Коэльо, — продолжал Закуто, — то скажи своему длинноногому молодому другу, чтобы он не играл на гитаре под окном у моей дочери. На улице Крыс и так уже довольно шуму. Кошки у нас есть, множество кошек. И крики продавцов рыбы. Есть и молочники, — кричат, и гонят коров и коз, и доят их у меня на пороге. Музыкантов нам не нужно. Если он еще раз запоет о том, что моя дочь похожа на белую розу, то, значит, ей пора надеть покрывало и выйти замуж за какого-нибудь почтенного старика. Скажи об этом сеньору Коэльо, пожалуйста. Юнги, гитары, мяуканье!..

Закуто вышел, хлопнув дверью.

— Вот это он пел? — спросил Шон, схватив свою арфу, и запел, достаточно тихо, чтобы не оскорбить чувствительных ушей астролога:

— Да, это, — сказала Рахиль. — Он похож на черного паука у меня под окном. Он такой смешной.

— Он посылает тебе вот это, — произнес Шон, — но я не думаю, чтобы оно тебе понадобилось. — И он протянул ей большой голубой репейник.

— Зачем мне может понадобиться колючий старый репейник?

— Может быть, затем, что ты и сама колючая. Или, может быть, затем, что нынче вечером все лиссабонские девушки ставят на окна подсвечники и жгут такие репейники. Если утром по краям цветка остается голубая полоска, то это значит, что их возлюбленные верны им.

— Мне кажется, это довольно глупо, — заметила Рахиль, но взяла репейник.

Шон поглядел на ее окно, выходя следующим утром. Репейник был там, и на нем оставалась узкая голубая полоска.

Шон бегом спускался по улице, мурлыча песенку о белой розе. Он прибавил новую строфу и спел ее, поравнявшись с домом сеньора Аффонсо Коэльо:

На Луизином окне репейника не было, но там кто-то стоял. Шон подумал, что это Жоан, и окликнул его. Голос Луизы ответил ему, сердито, но не громко:

— Только, пожалуйста, не буди весь дом, — а потом прибавил более вежливо, — подожди меня.

Шон ждал. Он услышал звук тихо отворившейся боковой двери дома. По ту сторону садовой стены послышалось царапанье, ветви дерева у стены зашумели и зашевелились; потом на гребне показалась Луиза, одетая в старый Жоанов костюм. Она соскользнула наземь, легко, как кошка.

— Тебе не к лицу это делать, — сурово произнес Шон.

— Ну, не говори, как моя воспитательница, — ответила Луиза. — Ты сказал сейчас, совсем, как она, когда она не спит. К счастью, спать она любит. Не любит вставать рано по утрам, а когда поест, то тоже спит. Иначе у меня не было бы ни минутки спокойной. Так что, идем?