Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга третья.

— Где ж ты его повстречал?

— Возле школы вчера. Меня Вадим Петрович, учитель наш, без обеда оставил, ну я отсидел свое, выхожу из ворот на улицу, а он — навстречу чапает.

— И куда же он почапал?

— Должно, в школу. Когда он свернул в ворота, я — быстро вокруг ограды, чтоб подглядеть, куда он пойдет, а его уже и нет — будто сквозь землю провалился.

— Может, в собор зашел?

— Да когда б он успел? Я ж быстрей его к собору прибежал.

— Или в южную калитку вышел, а ты не заметил.

— Нет, — потряс вихрастой головой Чижик. — Он никак этого не мог, я б увидел.

— Ну ладно, — Степан посмотрел на солнце, — мне пора. А если еще раз увидишь дядю Федю, сообщи мне. Знаешь, где меня найти?

— Знаю, в ГПУ. — кивнул головой Чижик, продолжая стругать палку.

Простившись с мальчишкой, Степан направился было к себе в отделение, но пройдя до угла детского дома, передумал и зашагал назад к Успенской площади: что, если тайник с оружием находится в церковно–приходской школе или в школьном сарае? Не случайно же там оказался дядя Федя?

В школе никого не было. Степан прошелся по пустым классам, внимательно приглядываясь к половым доскам, нет ли где замаскированного входа в подвал? Что–то непохоже. Доски как доски, прибиты гвоздями к балкам, ни одну из них нельзя откинуть или хотя бы приподнять. Да если бы и в самом деле был здесь подвал, как можно им пользоваться, если в классах целыми днями находится детвора, а по вечерам в них ликвидируют свою безграмотность взрослые? Нет, подвал нужно искать в другом месте. Обследовав на всякий случай учительскую и прилегающую к ней кладовую, Степан направился к стоящему бок о бок со школой сараю: не в нем ли исчез дядя Федя из поля зрения Чижика? Тут пахнет свежепиленными дровами и древесным углем. Посреди сарая лежит кряжистая дубовая плаха, в ее иссеченную макушку воткнут топор. Справа в углу стоит рассохшаяся бочка, из нее торчат лопата, грабли и заржавленный лом — инвентарь церковного сторожа. А где же вход в подвал? Ага, вот крышка с кольцом сверху, залепленная засохшей грязью. Степан откинул крышку, осторожно спустился по деревянной лесенке в затхлую подвальную темноту. Однако в подвале было пусто, если не считать нескольких сломанных ящиков и груды вышедших из употребления школьных принадлежностей. Пнув в сердцах сапогом смятую полусферу валяющегося среди хлама глобуса, Степан вылез из подвала. Закурил, собираясь с мыслями. Дядя Федя мог оказаться возле собора случайно, да и мальчишка не застрахован от ошибки, принял за него какого–то прохожего. А что если?.. Степан в волнении затянулся дымом папиросы несколько раз подряд, затем подошел к стоящей в углу сарая бочке и вынул из нее тяжелый лом. Стараясь не обращать на себя внимания проходящих за церковной оградой обывателей, он подошел к собору и, отомкнув замок на подвальной двери, во второй раз сегодня спустился по каменным ступеням в затхлую полутьму. «Шестьдесят четыре квадратных метра полезной площади», — подумал он, приблизившись к гигантской колонне–опоре, и ударил ломом по ней ближе к основанию — на руки брызнули осколки кирпича: крепок, родимый, не родня тому, что нынче выдает на стройки кирпичный завод. Удар! Еще удар! Каждый из них отдается эхом в подвальной тишине и острой болью в контуженной голове. Надо было все же дойти до отделения и взять одного или двух сотрудников, как и предполагалось вначале. А может быть, хорошо, что не взял: некому будет подсмеиваться над ним в случае неудачи. Уж лучше он в одиночку. Трудно выкрошить первый кирпич, остальные пойдут легче. Обливаясь потом и морщась от головной боли, Степан бил и бил тяжелым железом в одно и то же место, пока наконец острие лома не провалилось в пустоту. Передохнув, расширил образовавшуюся дыру, став на колени, посветил в нее карманным фонарем: луч фонаря уперся расплывчатым пятном в какие–то крашенные зеленой краской доски. У Степана от радости перехватило дыхание: кажется, нашел!

Не раздумывая, полез на четвереньках в «божью пазуху». Она наполнена всевозможными вещами. Фонарик выхватывал из мрака то ящики, то тюки, то сваленную в кучу одежду. У противоположной стены тайника стоит деревянная кровать с одеялом и подушкой. Рядом с ней — небольшой, сбитый на скорую руку из досок стол, на нем керосиновая лампа и пепельница, наполненная окурками.

Степан приподнял крышку одного из ящиков: в нем лежали, поблескивая смазкой, новенькие винтовки. «То–то обрадуется господь такой прибавке», — пришли на ум слова бандита дяди Феди, подслушанные Трофимом Калашниковым на железной дороге во время ночного нападения на вагон с оружием. Степан усмехнулся: странно ведет себя, однако, всевышний по отношению к своим подопечным — скрывает у себя за пазухой от лица закона вначале революционеров, затем их злейших врагов. Вот уж истинно, что у отца небесного нет нелюбимых детей.

Но где же вход в эту божью обитель? Степан, освещая фонариком пол и стены, прошелся по свободному от вещей пространству. Да вот же он. В гигантском кирпичном столбе, одном из четырех, что держат на себе всю внутренность собора. Степан потянул за ручку железную дверь — она беззвучно распахнулась, являя его глазам уходящие наклонно вниз выложенные кирпичом ступени. «Смазали петли, чтоб не скрипели», — подумал Степан, спускаясь в подземный ход. Он был тоже выложен кирпичом и вел куда–то в северо–западном направлении. Неужели все–таки в сарай? Нет, судя по пройденному расстоянию, дальше. Степан прибавил шагу. Вскоре туннель уперся в стену, сложенную не из кирпича, а из тесаного дикого камня. Степан ощупал камни: какой–то из них должен быть дверью. Вот этот, самый большой, трапециевидной формы. Степан нажал на него ладонью с одного, потом с другого края — камень легко повернулся вокруг своей оси, образуя довольно широкую щель в стене, пролезть в которую не составило труда. Степан огляделся: куда это он попал? Типичный подвал, каких много в Моздоке под домами зажиточных горожан. Он заставлен кадушками, мешками, какими–то ящиками, бутылями, горшками. В углу стоят сложенные штабелем запыленные иконы, на них лежит свернутая рулоном поповская риза. Эге! Как же он сразу не догадался, что подвал этот принадлежит отцу Феофилу, большой кирпичный дом которого стоит наискосок от собора на краю Успенской площади? Стараясь не споткнуться обо что–нибудь, Степан подошел к деревянной лесенке, поднялся по ней к квадратной крышке, закрывающей вход в подвал, попробовал поднять ее ладонью — не тут–то было: она заперта снаружи. Ну и бог с ней, с крышкой. Не просить же хозяев, чтобы они ее открыли. Здесь ему делать больше нечего. Не мешкая, Степан вернулся в тайник, тщательно убрал куски кирпича под проделанной в стене брешью, стащил к ней разные попавшие под руку вещи, затем вылез наружу и, прикрыв ее изнутри все теми же вещами, поспешил к себе в отделение в надежде, что заговорщики не сразу обратят внимание на кое–какие изменения в подвальном интерьере.