Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга третья.

Шкамарда встал со своего твердого ложа, подошел к окну, откинув занавеску, всмотрелся в полночную синеву. Над крышей времянки все так же торчит месяц, напоминая собой на этот раз не арбузную корку, а рог какого–то исполинского небесного быка, сплошь усеянного рябинами–звездами. Вот одна из них сорвалась с его бока, а может, с хвоста, и понеслась вниз, оставляя за собой светящуюся полосу и… скрипящий звук. Шкамарда вздрогнул: звезды, падая, не скрипят — они молча сгорают. Он прильнул к оконному стеклу и, скосив глаза, увидел вышедшую из двери молодую хозяйку. Запахнув на груди концы полушалка, она быстрым шагом прошла к калитке и скрылась за ней. «Куда ее понесло в полночь?» — встревожился беглец, почувствовав вдруг всем своим существом грозящую им с Мухиным опасность. Не мешкая, подошел к спящему, тряхнул его за плечо, тот всхрапнул и повернулся нз другой бок.

— Да проснись же! — Шкамарда, не церемонясь, ткнул кулаком в широкую, упитанную, как у кабана, спину.

— А? Чего тебе? — вскинулся Мухин и сел на кушетке, протирая кулаком глаза.

— Намыливать надо, — горячо зашептал ему в ухо Шкамарда.

— Кого намыливать? — не понял Мухин.

— Э… — даже в темноте видно было, как у Шкамарды исказилось лицо от нетерпения. — Уходить надо отсюда, понимаешь? Эта, которая нам яишню готовила, к ментам повинтила, сам видел только что.

— Да ты говори по–русски! — повысил голос Мухин. — Кто завинтил? Чего?

Шкамарда, с трудом подбирая обычные слова, рассказал о своих подозрениях.

— Я ее, гаду, первой на сук вздерну, — пообещал Мухин, вставая с кушетки и разминая могучие плечи. — Ух, черт! До чего же спать охота… Ну, да ничего не попишешь, пошли от греха подальше. И захвати с собой, — Мухин кивнул круглой головой на стол, — в пути пригодится.

Шкамарда взял со стола недоеденную за ужином хлебную краюшку.

Не мешкая больше, они вышли из дома, открыли калитку и тотчас отшатнулись от нее — по улице со стороны стансовета приближались, крадучись, к ежовским воротам какие–то люди с наганами в руках. Двое из них были одеты в милицейскую форму.

— На баз, быстро! — скомандовал свистящим шепотом Мухин и, не обращая внимания на зашедшуюся в свирепом лае собаку, одним махом перескочил через прясло к лежащим на соломе быкам. От испуга некоторые из них вскочили, спросонья мыкнули, уставясь выпученными глазами в непрошеных гостей, но те, не задерживаясь в их пропахшем навозом стане, шмыгнули в огородную калитку и растворились в разжиженной тусклым лунным светом темноте.

В квартире Журко — гость: из далекой Белоруссии приехал навестить блудного сына отец. После длительной, считай, в четверть века разлуки. Он заметно постарел за годы, прожитые без старшего сына, но по–прежнему кряжист и энергичен и по–прежнему, несмотря на свое псаломничье звание, увлекается рыбной ловлей. Первым его вопросом при встрече с сыном было, а есть ли в окрестностях Моздока озеро или речка и если есть, то какая в них водится рыба? Услышав в ответ, что речка есть и не речка даже, а целая река с сомами, осетрами и сазанами, Андрей Миронович (по–уличному Шалаш — так его прозвали односельчане за пристрастие к ночовкам в шалашах) сходу принялся готовить рыболовную снасть.

— Где у вас тут конюшня? — обратился он на следующий день к своей невестке, доставая из фанерного чемоданчика жестяную банку из–под монпансье с запасом крючков, грузил и поплавков.

Сона покраснела и что–то прошептала в ответ, потупив перед свекром взор блестящих, окаймленных длинными ресницами глаз. «Пригожая женщина», — отметил про себя старший Журко, не без удовольствия окидывая взглядом серых, как у сына, глаз ее стройную, почти девичью фигуру.

— Что ты, дочка, шепчешь? Может, горло застудила? — удивился свекор, всего лишь несколько минут назад слышавший за перегородкой ее вполне нормальный голос, когда она провожала на службу мужа. Сона еще мучительней покраснела и отрицательно покачала головой, отвергая предположение свекра о потере голоса.

— Наш закон, — прошептала она, стараясь не глядеть на него.

Но Шалаш был туговат на ухо и не расслышал ее ответа.

— Надо приготовить отвар из мальвы, — авторитетно заявил он, поглаживая тронутую сединой бороду и забывая, что разговаривает с врачом. — Растет у вас тут мальва?

Сона все так же молча кивнула головой.

— Добре, я тебя в один момент вылечу, — пообещал белорус, надевая на свои широченные плечи «вопратку» и готовясь идти искать лечебную траву. Но тут в дверях появился еще один гость, и он вынужден был задержаться на некоторое время.

Это был Казбек. Пропыленный, загорелый, голодный.

— Сона, скорей покорми меня, пока я не съел собственную голову, — оказал он, поздоровавшись с бородатым стариком.

Сона снова кивнула головой и вышла из зала на кухню, а старик доверительно сообщил юноше о болезни его сестры:

— Охрипла она, понимаешь? Надо лекарство от простуды.

Казбек рассмеялся.

— Ты чего? — удивился Шалаш. — Человек захворал, а тебе смешно.

— Да ведь охрипла она, дада, не от простуды, — продолжал улыбаться Казбек.

— А отчего?

— От вас.

— Как это — от меня?

— Очень просто. Вы — отец Степана, ее мужа, значит, для Сона — ЛАДЖЫ ФЫД, то есть свекор, а в присутствии свекра сноха, то есть ЧЫНДЗ по–осетински, должна быть нема, как рыба. Ха–ха–ха! — захохотал, не удержался Казбек. — У нас на хуторе мой родственник Чора рассказывал про осетинскую сноху, у которой умер больной свекр. Разбитый параличем старик скончался от жажды, а сноха так и не посмела спросить у него, не нужно ли ему воды подать? Клянусь законом Фарадея, сам я не умру от голода, если даже сестра и в самом деле разучилась говорить в мое отсутствие, — с этими словами он отправился на кухню.

«Ну и порядки! — покачал головой белоруссий житель, — с собственной невесткой не поговоришь по–людски». Он задумался, вспомнив родную Кочаниху и все свое семейство. А может, это и хорошо, что невестка не смеет пикнуть при свекре? Им только дай волю, они на голову сядут.

— Ты зачем приехал? — услышал он спустя некоторое время приглушенный невесткин голос.

— За трансформатором. Скоро электростанцию пускать будем.

— Я слышала, тебя из–за этого электричества бандиты убить хотели.

— Это не меня, а Кузьму Вырву: мужа тетки Ольги, — схитрил Казбек, чтоб не волновать сестру.

— Какой Ольги? — насторожилась та.

— Да той самой казачки, что в абреках у Зелимхана была, а в гражданскую войну против Бичерахова воевала, я тебе же про нее рассказывал. Красивая ужасно, а вот в жизни не повезло.

— Почему не повезло?

— А потому, что муж дурак — это раз, а во–вторых, Денис Невдашов говорил, человек ее один крепко обидел.