Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга третья.

— Сперва деньги на кон, — прищурил он плутоватые глаза.

— Сколько?

— Сколько желаешь.

Трофим, облокотившись на корзину, вынул из бокового кармана своего френча пять копеек, положил на карту.

— Кто еще? — обвел взглядом толпу игрок.

— Давай я попробую, — придвинулся к нему молодой человек, по виду железнодорожный рабочий, и бросил на Трофимов пятак бумажный рубль.

— Ого! — всколыхнулась толпа.

— Больше желающих нету? — спросил игрок. Желающих не нашлось.

— Как туз — деньги в картуз, — повторил игрок ранее сказанное и перевернул указанную партнерами по игре карту вниз рубашкой. Вздох облегчения вырвался из толпы болельщиков.

— Вот черт! — проскрипел над Трофимовым ухом старый дед с перекинутым через плечо мешком, — я ить тоже видел, как энтот туз лег в середку. В голосе у него сквозило сожаление, что сам он не поставил на эту карту рубля.

«Дурак!» — мысленно ругнул сам себя и Трофим, принимая из рук парня вместе со своим пятаком и пятак выигранный и наблюдая краем глаза, как его более решительный партнер прячет в карман свой выигрыш — целый рубль! На такие деньги можно не только колбасы купить, но и взять с собой в дорогу сала с пирогом. Нет бы поставить трояк, а то и всю пятерку.

И снова перекладывал из руки в руку три карты не унывающий от своего проигрыша игрок, и снова за его действиями следили десятки горящих от азарта глаз.

— На эту! — Трофим припечатал к карте три рубля. Хозяин игры подождал некоторое время, не найдутся ли еще желающие обогатиться за счет фортуны, и открыл карту. У Трофима от неожиданности закололо в затылке: туз! бубновый, ярко раскрашенный туз каким–то непостижимым образом превратился в пикового валета.

— Как валет — ваших нет, — бесстрастно изрек игрок, прикарманивая Трофимов трояк.

Трофим недоумевал: что за притча? Он же своими глазами видел, как туз лег с краю. В чем же дело? Решил быть повнимательней, на всякий случай поставил на кон всего лишь гривенник. И выиграл. А поставивший на другую карту тот самый удачливый рабочий — проиграл. Целых два рубля!

Толпа поощрительно гудела. Многие не выдерживали, подогретые чужими удачами, вынимали из карманов и ставили на коварную карту предназначенные совсем для других целей деньги.

— Вот же анафема! — возмущался спустя некоторое время дед с мешком за плечом. — Как же я теперь к своей бабке заявлюся? Тьфу, сатана, прости господи, — плюнул он, выбираясь из толпы.

Вскоре вслед за ним выбрался из нее и Трофим. Он снова «недоглядел» и после временного успеха, пойдя, как говорится ва–банк, остался без ломаного гроша в кармане.

— Ставь на корзину! — смеялся, ему вслед хозяин игры, по–прежнему тасуя карты ловкими пальцами.

Что же теперь делать? На какие шиши он купит билет на владикавказский скорый? И есть вдруг захотелось — спасенья нет. Ах, раззява! Облапошили… Впору хоть в Моздок возвращаться. Но отправился он не в Моздок, а в зал ожидания. Уселся на дубовый, с высокой прямой спинкой диван, предался горестным размышлениям. Послышалось треньканье балалайки. По проходу между диванами, заполненными пассажирами и их пожитками, шел вприсядку под собственный аккомпанемент худенький черноголовый паренек. Вот он выпрямился, виртуозно выбил рваными башмаками чечетку и запел ужасно знакомым голосом:

Он еще что–то добавил, довольно разухабистое, судя по тому, как удовлетворенно загоготали окружающие, и, кончив играть, протянул перед собой сдернутый с головы театральным жестом картуз.

— пропел–проговорил он приятным басовитым голосом.

И хотя в картуз летели не ассигнации, а копейки с пятаками, у «юного дарования» удовлетворенно светились его по–кошачьи желтоватые глаза.

— продолжал строчить словами–рифмами юный артист. Шлемка! Ну конечно же это он, товарищ детских игр, закадычный дружок Мишки Картюхова! Трофим даже про корзину забыл, так и подался навстречу старому приятелю.

Шлемка вдруг споткнулся на слове и, прижав к груди балалайку с картузом, с радостным изумлением уставился на появившегося перед ним словно из–под земли друга детства.

— Чтоб–таки издох мой кантор [25] Регент в еврейском хоре. Геся, если это не Трофим! — воскликнул он радостно и бросился к улыбающемуся земляку с распростертыми объятиями. — Как говорит наш реб Шамис: «Нет на свете ничего невозможного, если того бог захочет».

Друзья обнялись, поощряемые дружелюбными взглядами и смехом окружающих, уселись рядышком на диван. Минут пять предавались воспоминаниям своих похождений в «Эрзеруме» и соборе в детские годы.

— А помнишь?.. — едва не кричал Трофим, сжимая ладонью плечо так нежданно встреченного друга.

— А помнишь?.. — в ответ басил ему Шлемка (с возрастом у него заметно возмужал голос), ударяя тонкими пальцами в Трофимову широкую грудь.

Наконец восторг от встречи поулегся, и друзья мало–помалу вернулись из прошлого в настоящее время.

— Чегой–то ты здеся очутился? — спросил Шлемка.

— Поезд жду, в Москву еду.

— Ну? Зачем?

— За песнями, — рассмеялся Трофим. — Хочу на летчика выучиться. А ты? Что ты здесь делаешь?

— Разве не видишь? — усмехнулся Шлемка. — Выступаю перед зрителями, артист я.

— Ты же во Владикавказе у какого–то еврея служил, нам твой дед Мойша говорил, когда мы с Мишкой у него барахло меняли.

— Служил… — задумчиво повторил «артист», потряхивая в картузе заработанными копейками. — Чтоб ему, этому Шамису, хотя бы половину того, чего я натерпелся от него в его проклятом хедере. Думаешь, меня там лелеяли и кормили тушеным мясом с картошкой? Как бы не так. Печенку и мясо жрали мои хозяева, а мне доставалась одна лишь мамалыга с хворобой впридачу. Зато работы — весь день как заводной: это убери, это поднеси, в лавку сбегай, за Шмуелом горшок помой. Ночь не ночь, погода непогода — беги, Шлемка, за тем–то и тем–то. «Ребе, — говорю я как–то Шамису, — в такое ненастье хороший хозяин даже собаку не выгонит на улицу». А он мне в ответ: «Я тоже не выгоняю собаку». Не выдержал я такой жизни и сбежал.

— Куда же ты теперь — к деду?

— Нет, к деду нельзя: ругаться будет, тряпьем торговать заставит, а я хочу в артисты или музыканты. Хорошо бы — в цирк.

— А в летчики не хочешь? — снова положил Трофим руку на плечо приятеля и заглянул ему сбоку в глаза.