Густав Эмар - Сокровище Картахены. Береговое братство. Морские титаны (сборник)

– Я к вашим услугам, сеньор, о чем речь?

Коррехидор отвесил почтительный поклон губернатору, сел в пододвинутое к нему кресло, и слегка кивнул дону Хесусу.

Тогда дон Рамон поведал дону Кристобалю, слушавшему его с величайшим изумлением, все, что уже известно читателю.

– И вы обязаны этими сведениями дону Хесусу, сеньор? – сказал наконец коррехидор, подозрительно покосившись на асиендадо.

– Ему, любезный дон Кристобаль, он оказывает королю огромную услугу.

– Поистине огромную… Однако, быть может, было бы не плохо поручиться за него самого.

– Гм! Вы полагаете?

– Да ведь он бесценнейший человек, этот дон Хесус! А вам известно, сеньор дон Рамон, что ценные предметы утрачиваются скорее других, и если не хочешь потерять, то лучше их прятать, – заключил коррехидор с усмешкой, от которой мурашки пробежали по спине асиендадо.

– Нет, такая мера была бы самоуправством. Пока что приходится иметь с ним дело, а позже посмотрим.

– Как вам угодно, дон Рамон, только лучше бы…

– Нет, повторяю, и оставим этот разговор.

Дон Кристобаль склонил голову, асиендадо с трудом перевел дух, как водолаз, долго остававшийся под водой и наконец всплывший на поверхность.

– Этот негодяй, – прибавил дон Рамон, указывая на Каскабеля, – будет вашим проводником и укажет вход в подземную галерею. Смотрите за ним в оба и при малейшем подозрительном движении размозжите ему голову.

Каскабель презрительно пожал плечами.

– Что это еще значит?! – вскричал дон Рамон, заметив непочтительный жест.

– Ничего, – грубо ответил индеец, – но я желал бы знать, чем меня вознаградят, если я в точности исполню поручение.

– Сто палок тебе, мерзавец! – крикнул коррехидор, склонный к крутым мерам.

– Ну а если я не согласен исполнить ваше требование? Ведь я волен поступать, как хочу?

– Если ты не исполнишь…

– Позвольте, позвольте, дон Кристобаль, – со смехом перебил губернатор. – Если ты честно исполнишь возложенное на тебя поручение, вот эти десять унций, которые я отдаю коррехидору, он передаст тебе. Доволен ты теперь, дружок?

– Все лучше, чем сто палок. С вами, по крайней мере, можно разговаривать, не то что с этим – у него одни угрозы на языке.

– Ну, довольно, теперь ступай с сеньором коррехидором. Напоминать, что нужно поторопиться, думаю, лишнее, любезный дон Кристобаль.

– Положитесь на меня, сеньор дон Рамон, я не потеряю ни минуты.

– А вы, дон Хесус Ордоньес, вольны идти, вы свободны.

Асиендадо не заставил повторять приглашения дважды. Он поклонился и немедленно вышел.

Дон Рамон остался один.

Было два часа ночи.

В первую минуту губернатор не знал, на что ему решиться, он пребывал в сильной растерянности. Факты, представленные ему доном Ордоньесом, казались неоспоримыми. Не могло быть и тени сомнения относительно виновности мнимого дона Фернандо, а на самом деле флибустьера, который наравне с Монбаром слыл одним из самых страшных предводителей Береговых братьев.

Дон Рамон собрался было пойти к дочери, чтобы рассказать ей о случившемся и по возможности объяснить, что при настоящем положении дел никак нельзя щадить человека столь опасного, чье присутствие в городе, особенно в свете ожидаемой атаки флибустьеров, может стать причиной не только серьезных осложнений, но и, пожалуй, если не поспешить схватить его, самых ужасных событий.

Но затем, вспомнив, что дочь принимает в этом человеке слишком живое участие, видя в нем своего спасителя, дон Рамон решил оставить ее в неведении относительно мер, принятых против дона Фернандо, решив, что потом, когда все будет исполнено, он подумает, как лучше поступить.

На самом деле дона Рамона более всего страшили слезы и мольбы дочери: у него никогда не хватало духа сопротивляться им.

Часам к трем утра губернатор велел оседлать трех лошадей: одну для себя, двух для слуг. Когда это приказание было исполнено, он вышел из дома и поехал к полковнику, который в отсутствие генерала Альбасейте командовал военными силами.

Дон Рамон убедился, что никоим образом не может уклониться от своего долга, и принял решение действовать энергично.

Дом полковника находился в довольно отдаленном квартале. Все спали, пришлось стучать у ворот, потом будить полковника и, наконец, дать ему время привести себя в порядок, чтобы выйти к губернатору в сколько-нибудь приличном виде. Все это тянулось страшно долго.

Потом приступили к объяснениям. Дон Рамон и полковник стали придумывать способ, как захватить флибустьера врасплох прежде, чем он успеет бежать. Потом пришлось отправляться в казарму, чтобы собрать солдат, раздать им боеприпасы, а офицеров снабдить инструкциями, – словом, все эти переезды туда и обратно, эти распоряжения и разговоры отняли массу времени. Ночь была уже на исходе, когда войско было готово выступить, что и случилось наконец в пять утра. В расчете на несомненный успех были собраны значительные силы.

Тысяча пятьсот человек шли, чтобы захватить одного. Правда, имя того, кого хотели схватить, наводило на всех ужас.

Вперед продвигались неслышным шагом и с величайшими предосторожностями.

Губернатор сам хотел присутствовать при захвате злодея. Он ехал верхом во главе колонны.

Когда достигли перекрестка у поворота на улицу, где находился Цветочный дом, войско разделилось на четыре части, чтобы вскоре снова сойтись в одной точке, то есть возле Цветочного дома.

Через десять минут дом был окружен со всех сторон.

Когда дон Рамон лично удостоверился в том, что вышеозначенный маневр исполнен, он подал знак.

Алькальд с четырьмя альгвазилами подошел к воротам и постучал по ним три раза серебряным набалдашником трости, которую держал в руке как знак своего звания. Ворота приоткрылись, и выглянул Мигель Баск.

– Что вам угодно, сеньор? – спросил он насмешливо.

– Отворите, приказываю именем короля!

– Именем короля? Которого же? – все так же насмешливо осведомился Мигель.

– Покажите приказ, – сухо бросил губернатор.

Алькальд поклонился, потом развернул большой лист и заунывным голосом, которым неизвестно почему изъясняются официальные лица при исполнении своих служебных обязанностей, принялся читать:

Именем его католического величества дона Карлоса Второго, Короля Испании и Обеих Индий, я, дон Луис Хосе Бустаменте…

– К делу! – воскликнул Мигель.

Алькальд продолжал невозмутимо:

…Сантьяго Хуан де Мекдоса-и-Рабоса-и-Пераль-и-Кастанья, главный алькальд города Панамы, объявляю нижереченному…

– Да к делу же, ради всех святых! – еще раз воскликнул Мигель.