Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. После урагана

Красников вздохнул, заворочался на своем шуршащем матрасе.

— Не спишь, Андрей? — спросил Обручев.

Щелкнул портсигар, чиркнула зажигалка, огонек осветил лицо особиста, его тонкий, прямой нос.

— Да так что-то, — не сразу ответил Красников и тоже полез за папиросами.

— У меня вопрос к тебе… — Обручев затянулся дымом. — Не для анкеты, из любопытства: ты как попал в эти края?

— А я думал, тебе известно…

— Откуда! Вызвали, сказали, что майора Ясельника ранило и что я должен срочно отправляться на его место. А там, мол, на месте, капитан Красников, он в курсе дела. Взял вещички — и к тебе.

— Да как попал… После войны два года служил на Кавказе, на границе с Турцией. Должность — замначальника заставы. Оттуда направили сюда… с повышением. Приехал в округ, а мне говорят: «Застава от тебя не уйдет, надо с бандами кончать». Дали под команду роту новобранцев, поучил малость, ну и…

— Женат?

— Да. Жена сейчас в Москве, у матери. Ждет, когда вызову. А куда вызывать, я еще и сам не знаю… Сынишке полгода всего, — вздохнул Красников. И добавил: — У жены молоко пропало.

— Да, от такой жизни не только молоко… — посочувствовал Обручев. — Я вот женат три года, дочери скоро два, а, собственно, как не было семьи, так и нет: она в Минске, я — черт знает где, и неизвестно, когда все это кончится.

— Ты считаешь, что с бандами — это надолго? — приподнялся на локте Красников.

— Не знаю. Я как в сентябре сорок четвертого начал, так вот до сих пор. Сперва в Польше — против Армии Крайовой, потом в Литве — против «лесных братьев», теперь — против бандеровцев. Вот так вот надоело.

В противоположном углу зашуршало, и Красников догадался, что Обручев провел у себя под подбородком ладонью.

— Я ведь всю войну, — снова заговорил Обручев, — все больше по немецким тылам шастал. Сперва в дивизионной разведке, потом во фронтовой, потом… потом с партизанами работал… С кем только не работал! В этих краях, между прочим, тоже бывать приходилось.

— А что, в Прибалтике — до сих пор еще? — осторожно спросил Красников. И поправился: — Если нельзя, не отвечай.

— Похлеще, чем здесь, — с готовностью откликнулся Обручев и снова завозился, зашуршал своим матрасом, закуривая очередную папиросу.

Помолчали.

— О чем задумался, ротный? — спросил через минуту Обручев.

Красникову послышалась в его голосе усмешка. Он не ответил, лишь пожал плечами.

— Да, действительно, думай не думай, а ничего, кроме головной боли, не придумаешь… Кстати, майор Ясельник тебе ничего не говорил насчет оперативной обстановки в районе?

— Н-нет, не говорил, — осторожно ответил Красников, пытаясь понять, куда клонит особист. — Да у нас и времени на разговоры не было: прибыли сюда — через два дня бой, а еще через день Ясельника ранило.

— Понятно. Ну и тебе, разумеется, все равно, что делать и как, — заключил Обручев.

— В штабе мне сказали: майор Ясельник ищет банду, используя свои средства. Моя задача — эту банду уничтожить, — отчеканил Красников.

— Ясно: службист, человек не любопытный, каждый сверчок знай свой шесток. Ну и так далее, — гнул свое Обручев.

— Что-то я тебя не пойму, капитан. — В голосе Красникова послышалась угроза. — Да, я службист, но при этом очень не люблю, когда кто-то пытается совать нос в мои дела.

— Ты меня не так понял. Извини, — засмеялся в темноте Обручев. — Я вовсе не собирался тебя обидеть. В то же время мне не хотелось бы, чтобы ты смотрел на меня, как на человека, который выискивает в твоем поведении компромат.

— А какое значение имеет, как я на тебя смотрю? У тебя свои задачи, у меня свои. Я не лезу в твои дела, ты — в мои.

— Но и в бутылку тоже лезть не обязательно, — примиряюще произнес Обручев. — Еще неизвестно, что день грядущий нам готовит. Зато всегда полезно знать, с кем завтра идти на дело.

Красников ничего не ответил, и некоторое время они курили молча. В темноте огоньки от папирос вспыхивали попеременно то в одном углу просторного полупустого помещения, то в другом. Они легли в разных углах, поместив между собой поставленный на ребро стол, — на тот случай, если в окно бросят гранату: больше шансов уцелеть хотя бы одному.

Это был их первый неофициальный разговор за те сутки, что Обручев сменил раненного майора Ясельника, и разговор этот явно не получался. Обручеву очень хотелось понять, что из себя представляет капитан Красников: была у него такая привычка — знать об окружающих его людях как можно больше, чтобы уметь предсказывать их поведение в той или иной обстановке. Это всегда помогало ему в прошлой жизни армейского разведчика. Но капитан Красников почему-то не хотел раскрываться, все время держался с Обручевым настороженно, не выходя за официальные рамки.

— Кстати, тебе не казалось странным… во время войны, что немецкий солдат зачастую обладал большей информацией, чем не только наш солдат, но и офицер? — снова заговорил Обручев, но уже раздумчиво, даже с каким-то философским оттенком. — Что там в твоей голове возникало на сей счет?

— В моей голове? — усмехнулся Красников. — В моей голове ничего не возникало, потому что допрашивать немцев мне доводилось раза два-три, не больше. Брать в плен доводилось, а потом они попадали… Сам знаешь, куда они попадали, — не принял философского тона Обручева Красников. Более того, он даже не сбавил резкости в своем голосе.

Обручев сделал вид, что не замечает нежелания Красникова говорить по душам, и продолжал в том же рассудительно-философском духе:

— Между прочим, в сорок первом я знавал одного пехотного капитана, который из пленных вытряхивал всю информацию, какой они располагали, а уж потом отдавал их… сам знаешь, куда он их отдавал. И войну закончил генерал-майором, начальником штаба армии… Инструкции, капитан Красников, выполнять, разумеется, надо, но с головой, — закончил Обручев нравоучительно.

— Благодарю за совет, — проворчал Красников и зевнул, давая понять, что уже не в силах бороться со сном.

— Спать, так спать, — добродушно откликнулся Обручев и заворочался, устраиваясь поудобнее.

Через несколько минут из его угла послышалось равномерное, но негромкое похрапывание.

А капитан Красников долго еще таращился в темноту, пытаясь понять, чего добивался от него особист.

Странный парень — этот Обручев. И ведет себя странно: то намекает на что-то, то задает вопросы, на которые не знаешь, как ответить. С майором Ясельником было спокойнее: тот в душу не лез, занимался своими делами и командира роты Красникова в них не посвящал. Наконец, капитан Красников не мог забыть старшего лейтенанта Кривоносова из «Смерша», прикомандированного к их штурмовому батальону, который всюду совал свой нос и даже самого Красникова подозревал в связях с будто бы существующим заговором бывших офицеров. Так что с этими людьми из органов надо держать ухо востро, хотя, если взять Обручева, то на вид он парень симпатичный и свойский, не чета Кривоносову.