Алексей Ракитин - Убийство на Знаменской

— В портмоне, что ли, залезла? — удивился Шумилов. Он прекрасно понимал, что украсть визитную карточку совсем непросто, гораздо труднее, чем часы или булавку для галстука.

— Зачем же так грубо? Я не воровка какая-нибудь. Просто момент подвернулся, а я и воспользовалась. Когда мы сидели у Доминика, Максим увидел в зале артисточку известную, честно скажу, не знаю какого театра, я вообще не театралка. Ну и решил подарок ей организовать: прямо в зале у девушки — цветочницы взял букет, официанту велел бутылку шампанского принести и всё это вместе передать за столик артистке. В букет Максим вложил визитную карточку, для этого он достал портмоне, а когда стал вынимать карточки, то рассыпал их по столу. Там этих карточек целая пачка была, только из типографии. Пока он прилаживал карточку к розе, я одну из выпавших накрыла перчаткой и со стола смахнула себе в сумочку. Правда, надо сказать, что он букет купил не только артистке, но и мне, причём, мне даже лучше!

— Карточка эта у вас?

— Конечно.

— Давайте её сюда! — распорядился Шумилов.

Софья соскочила с кровати, залезла в шкаф и вытащила оттуда сумочку. Покопавшись в ней, вручила Алексею Ивановичу изящную визитную карточку с замысловатыми виньетками по углам и набранным готическим шрифтом текстом: «Терехов Максим Петрович. Председатель Правления Общества „Уральских железоделательных заводов“ и дочерних компаний». Солидно и со вкусом. Шумилов покрутил карточку в руках; что-то его настораживало в словах Соньки, только он пока не мог понять, что именно. Какое-то противоречие ощущалось между текстом на визитке и тем, что девица рассказывала о Максиме.

— Покамест продолжайте, — попросил Алексей Иванович. — Что насчёт внешности и примет?

— Максим всегда был в цивильном. Одет не очень дорого, но прилично, со вкусом и во всё новое. Видно, что внимание своей внешности уделял немалое. Светлое пальто, тонкие сорочки, атласный жилет… Лет ему около тридцати, возможно, чуть за тридцать. Сам из себя видный: рост выше среднего, «в мясе», не худой, значит. Кожа чистая, хорошая, весь как молочный поросёнок, аж розовенький. Волосы светлые, русые, на косой пробор расчесаны. Борода и усы.

— Рост «выше среднего» — это как? — спросил Шумилов. — Насколько выше? Встаньте, покажите рукой.

Сонька опять соскочила с кровати, подойдя к стене, приложила пальчик на такой высоте, которая должна была соответствовать макушке Максима. Получалось, что он должен был быть выше самой Соньки-Гусара примерно на пару дюймов.

— Обувь он носил на каблуках?

— М-м… — девица задумалась на миг, — Нет, вроде… Как-то это в глаза не бросалось.

— Приметы какие-то особые имел? Родимые и пигментные пятна, следы ожогов, деформированные пальцы? Может, говорил как-то особенно, акцент имел, дефект речи, слова-паразиты употреблял?

— Как смешно вы сказали: «слова-паразиты»! У него часто в речи проскальзывало «эх-ма». Не то чтобы слух резало, но как-то не по делу… И родинка, кстати, была узнаваемая, хотя и незаметная, за правым ухом, чуть пониже мочки.

Шумилов подумал, что Васька Хлопов ничего не упоминал о родинке, но это и неудивительно, принимая во внимание место её расположения.

— Вот что, Сонечка, собирайтесь-ка, прогуляемся немного по городу, — предложил девице Алексей Иванович.

— Куда это?

— Прокатимся в Правление «Уральских железоделательных заводов».

— Он нас там часом не поубивает? — с опаской в голосе спросила Сонька.

— Ну что вы! Когда в одной руке я держу кастет, а в другой — револьвер, то меня довольно трудно убить. Для господина Терехова я имею одно очень смелое предложение, которое его, полагаю, чрезвычайно заинтересует.

— Это какое же?

— Хм… А вот это уже секреты моего ремесла, — отмахнулся от глупого вопроса Шумилов.

Алексей Иванович верил в чудесные совпадения, но относился к ним с известной толикой опаски: опыт учил его, что слишком часто первоначальное везение вело в сторону, противоположную истине. Поэтому, когда в просторной приёмной акционерного общества секретарь сообщил визитёрам, что им «очень повезло, поскольку именно сейчас проводится полугодовое собрание Правления», Шумилов воспринял услышанное с настороженностью.

Хотя Сонька-Гусар по настоянию Шумилова обрядилась в самое строгое своё платье, вид она всё же имела весьма броский и даже вызывающий. Во всяком случае, её смелое декольте никак не соответствовало официальной и чопорной обстановке солидной компании. Алексей перехватил несколько в высшей степени заинтересованных взглядов, брошенных секретарём в сторону присевшей на диван Соньки.

Они терпеливо дожидались окончания заседания, наблюдая за тем, как сновавшие туда-сюда официанты сервировали длинный стол в большом зале, куда из приёмной были открыты обе створки массивных дверей. Очевидно, после заседания для членов Правления готовился ужин.

Наконец, ровно в половине шестого распахнулись двери кабинета Председателя Правления, и в приёмную повалил народ, что означало окончание заседания. Секретарь поднялся из-за стола и тут же скрылся в кабинете, очевидно, чтобы доложить о визите двух лиц, пожелавших видеть господина Председателя по «частному вопросу». Не прошло и минуты, как он вернулся и приглашающим жестом указал Алексею и Соньке на кабинет: «Максим Петрович примет вас, проходите, пожалуйста, но не задерживайте слишком господина Председателя, поскольку у него сегодня был весьма напряжённый день».

Они дождались, пока все выходящие из кабинета пройдут, и только после этого вошли в двери. Помещение, в котором оказались Шумилов и Карьянова, производило сильное впечатление своими масштабами: высоченный, не менее трёх саженей, потолок украшала роскошная золочёная лепнина, стены забраны резными дубовыми панелями, а за громадным столом без труда могли поместиться не только три десятка человек, а в два раза более. Две роскошные хрустальные люстры заливали кабинет ровным ярким светом, а идеально подогнанный дубовый паркет убегал из-под ног фантастическим лугом. Кабинет был достоин богатейшей уральской компании, здесь было бы не стыдно расположиться и великому князю, и самому Государю.

Шумилову потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться в незнакомом интерьере. Алексей Иванович не сразу заметил мужчину, тихо сидевшего за длинным столом. Когда этот человек поднялся, сразу стало ясно, что он никак не может быть тем самым Максимом, о котором рассказывала Сонька: Терехов оказался немолод, далеко за пятьдесят, сухопар, брил усы и бороду — словом этот человек не обладал даже отдалённым сходством с тем, кого ожидал увидеть Шумилов. Алексей перехватил удивлённый взгляд Соньки — она явно никогда прежде не видела этого человека.