Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Никогда не сомневайтесь в моих постоянных нежных чувствах. Вы не понимаете меня, если думаете, что я смогу быть счастлив, пока Вы не обретете спокойствие.

До свидания, крепкого Вам сна.

1 января 1810 года, незадолго до ужина, Мальмезон

Какое ужасное начало года!

Несчастья начались после обеда. Слуги получили указание входить в музыкальную комнату по одному. Я должна была вручать каждому новогодний подарок, а они — сообщать мне, хотят ли остаться со мной или будут искать другое место.

— Шастули, вы не могли бы записать, что будет говорить каждый? — попросила я.

— Ха! Но кто запишет за мной?

— Желаете сообщить мне о своих намерениях немедля?

— Чего же ждать?

— Графиня д’Арберг, не затруднит ли вас? Не возражаете?

Моя высокая элегантная фрейлина без возражений постаралась втиснуться в маленькое кресло Шастули у низенького стола.

— А разве я не первая получу свой подарок? — спросила Шастули. — Он справа, с алым бантом.

Графиня д’Арберг сверилась с ярлычком и вручила подарок Шастули.

— Мой муж настаивает, чтобы я осталась при дворе, — сказала та, прикалывая к корсажу полученную в дар бриллиантовую брошь. — Но мне надо думать о своей семье, а вам фрейлина больше не понадобится, ведь вы не будете устраивать приемы и ужины.

Она взглянула на записанное графиней д’Арберг и поправила ее:

— Я сказала «ужины», а не «обеды».

— Значит, вы покидаете меня, Шастули? — Ее слова стали для меня ударом.

— Я уже написала императору, мадам, — сказала она, бочком подвигаясь к двери.

— Пришлите сюда Карлотту, будьте добры, графиня де Ларошфуко, — холодно попросила ее графиня д’Арберг.

Дверь за Шастули со стуком захлопнулась. Наступило гнетущее молчание. Даже канарейки замерли.

— Не желаете ли стать моей главной фрейлиной? — слабым голосом поинтересовалась я у графини д’Арберг.

— Я мечтала об этой должности с тех пор, как поступила к вам, ваше величество, — призналась она, не переставая писать, и перевернула страницу.

Меня это удивило. Графиня д’Арберг — бельгийская аристократка немецкого происхождения, имеющая прочные связи с правящими домами Германии. Я полагала, что она захочет остаться при дворе.

Дверь со скрипом приоткрылась.

— Ваше величество, вызывали меня? — Темные глаза Карлотты расширились, когда она увидела графиню д’Арберг за маленьким секретером Шастули.

— Да, — подтвердила я. Карлотта тоже покинет меня, в этом я не сомневалась. — Сегодня, как вы знаете, все сообщают мне о своих планах.

— Я хочу служить вам, ваше величество, — покраснела Карлотта, — если вы согласитесь оставить меня у себя. Простите, я что-то сказала не так? — растерялась она, увидев мою реакцию.

— Уверяю вас, мадам Гаццани, вы не совершили никакой ошибки, — успокоила ее графиня д’Арберг, протягивая моей чтице подарок.

— И это тоже, Карлотта. — Утирая слезу, я сняла кольцо и вложила ей в ладонь.

Весь день я проливала слезы, прощаясь со слугами. Несколько человек удалятся на покой с небольшой пенсией. Увы, одна из них — Агата. Она помолвлена со смотрителем усадьбы в Фонтенбло. Клари уверила меня, что хотела бы остаться, но здоровье вынуждает ее оставить службу. Мне будет не хватать ее.

В домашнем хозяйстве теперь меньше народу, но люди эти — самые лучшие. Мадемуазель Аврильо останется, будет заведовать гардеробом. Естественно, никуда от меня не денутся Мими и старый Гонтье.

— Я вас до могилы провожу, ваше величество, — торжественно произнес мой слуга, опираясь на трость и прижимая руку к сердцу.

Суббота, 17 февраля, полдень

«Монитёр» полна новостей о приготовлениях к «венчанию века», о предстоящих празднествах и спектаклях.

— Ваше величество, может быть, лучше не читать бюллетеней? — тихо, но настойчиво спросила меня графиня д’Арберг, подавая мне чашку чая и убирая газету подальше.

Понедельник, 19 февраля, накрапывает дождик

— Дяде не нравятся его уроки танцев, — сказал мне сегодня Уи-Уи.

Бонапарт берет уроки танцев?

— Тетя Каролина сказала, что он должен научиться, — объяснил Пети.

— Что ж, конечно, — фальшиво улыбнулась я. Сколько раз я пыталась убедить Бонапарта научиться танцевать, но в ответ слышала только: «Нет, это невозможно! Даже не вспоминайте об этом!» А теперь он решил научиться — ради своей молодой жены.

— И у него новый блестящий костюм, с высоким воротом, — Пети показал пальцами, насколько высок ворот.

— Но он слишком тесный, — хихикая, добавил Уи-Уи.

20 февраля

Утром меня огорчил парикмахер:

— Простите, ваше величество, но…

— Мсье Дюпла, вы делали мне прически более десяти лет!

— Королева Каролина помогает императору обустраивать новое хозяйство, и она настаивает, чтобы я…

Настаивает, чтобы отныне Дюпла — мой Дюпла! — стал парикмахером одной-единственной женщины: будущей императрицы Марии-Луизы.

— Понимаю, — спокойно ответила я, но, признаться, внутри у меня все кипело. Одно дело потерять мужа и корону, и совсем другое — хорошего парикмахера.

— И вы тоже, мсье Леруа?

Как же я обойдусь без модельера? Это же я открыла Леруа! Я была его покровительницей, мы вместе создали новую моду…

— Ваше величество, не сомневайтесь, что я предпочел бы создавать наряды для вас, — едва не плача, сказал он и в смущении прижал кисти с покрытыми лаком ногтями к нарумяненным щекам. — Однако…

Без даты

— Доктор Корвизар, пожалуйста, не говорите мне, что не сможете больше меня лечить.

— Так-так, — задумчиво произнес он, считая мой пульс. Потом сел напротив меня, прижав большой палец к подбородку — готовился сообщить мне, что я умираю, я в этом не сомневалась. — Ваше величество, у вас сильно ослабло зрение, — заметил он. — Вы часто плачете?

— Нет, — ответила я, смахивая слезы.

Он улыбнулся.

— Буду честен с вами. У вас серьезно пострадали нервы и, смею сказать, сердце.

Я прижала руки к груди. Я умираю — так и знала!

— А что у меня с сердцем?

Доктор Корвизар — специалист по сердечным заболеваниям, он написал на эту тему ученый труд. Кого спросить об этом, как не его?

— По-моему, оно разбито, — тихо сказал доктор, протягивая мне батистовый носовой платок. — Воды Экс-ле-Бен очень помогают от нервов, — посоветовал он, постукивая кончиком карандаша себе по щеке. — Хорошо бы поехать туда в июне — не слишком жарко, не слишком холодно…

Говоря это, он уже сделал пометку у себя в календаре.

— Но, доктор Корвизар, я никогда не бывала на этих водах!

Экс-ле-Бен расположен на юго-востоке от Парижа, в горах на границе с Италией.

— Совершенно верно, — закивал доктор. — И никаких воспоминаний!

Пятница, 9 марта, очень поздно