Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Фейерверки освещают вечернее небо. Еще один праздник, на который я не получила приглашения.

Сегодня исполняется четырнадцать лет с тех пор, как мы с Бонапартом поженились.

12 марта

Мой друг, надеюсь, Вы будете удовлетворены замком в Наварре. В нем Вы найдете еще одно доказательство того, что я желаю Вам лишь блага. Он расположен недалеко от деревни Эвре, примерно в тринадцати почтовых станциях от Парижа — в двадцати восьми лигах от него, если быть точным. Иоахим, который занимался этой покупкой, сообщает мне, что замок строил Мансар — тот же архитектор, что возвел Версаль. Замок Наварры славится своими садами. Вы можете поехать туда 25 марта и провести там весь апрель.

Понедельник, 12 марта, Мальмезон

— Почему именно двадцать пятого марта? — спросила графиня д’Арберг, щурясь в календарь. — Ох…

Дело в том, что двадцать седьмого во Францию должна прибыть архигерцогиня Мария-Луиза.

20 марта

Только что уехала Гортензия. На свадьбу соберутся все короли и королевы Европы.

— Где же остановятся все эти государи? — недоумевала Гортензия. Одни только Жером и Катрин прибыли со свитой более чем в тридцать человек. — Каждому потребуется кровать, мам, это невозможно!

Я невольно вспоминаю трудности, возникшие передо мной и Шастули в декабре, когда мы пытались достойно разместить всех прибывших на празднование мира. Нельзя же расселить королей и королев куда попало.

— Шастули могла бы помочь, — заметила я.

— Мам, ты не знаешь? Папа отправил ее укладывать вещи. Он был в ярости от ее отказа остаться с ним.

Мы с графиней д’Арберг переглянулись, и та улыбнулась.

24 марта

Эжен и его красавица Августа наконец приехали (оба измотаны путешествием). Вскоре уедут к Бонапарту в Компень, а оттуда отправятся встречать молодую невесту.

— Ты разве не поедешь в деревню, мам? — спросил Эжен. — Папа же подарил тебе замок. Разве там тебе не будет лучше?

— Не беспокойся, — обняла я его. — Уезжаю завтра утром. Меня не будет здесь, когда она приедет в Париж.

Четверг, 29 марта, замок в Наварре

Вот он, мой замок, подарок Бонапарта. Мое, опасаюсь я, проклятие. Жители Эвре прозвали его «сковородкой». Уродливый куб со странным куполом, на котором, как предполагалось когда-то, должна стоять огромная статуя. Входишь в темный круглый зал — свет падает только из высоко расположенных узких бойниц в стенах. Со всех сторон — двери странных треугольных комнат.

Кресло, в котором я сейчас сижу, как и вся здешняя мебель, старинное и неудобное. Пришлось придвинуть потрескавшийся дубовый стол к чадящему камину, потому что тут очень холодно. Нет такого окна, которое бы и открывалось, и закрывалось. Одни нельзя отворить, другие — закрыть: так распухла от сырости древесина рам.

Здесь со мной мадемуазель Аврильо; она сидит, ссутулившись, у огня. Спальни маленькие, холодные, унылые. Каждый день мы сжигаем по пятнадцать телег дров и семь мешков угля, но все равно дрожим от холода.

— Угодья здесь великолепны, — попыталась подбодрить меня мадемуазель Аврильо, будто читая мои мысли.

— О да, — согласилась я, — если бы не болота и застойные лужи.

1 апреля, День дураков, замок в Наварре

Сейчас, когда я пишу эти строки, Бонапарт и Мария-Луиза венчаются.

У нас есть некоторые успехи в осушении болота. По-прежнему очень холодно и горько. Со здоровьем у меня неважно.

Четверг, 5 апреля

Несмотря на данный себе зарок, все-таки прочла в газетах о венчании. Толпы на Елисейских полях собрались такие, что войска с трудом могли с ними совладать. В церемонии участвовало восемь тысяч человек… Интересно, кто нес шлейф невесты?

Далее последовали обычные концерты, фейерверки и фонтаны, бьющие вином. По сигналу из дворца весь город озарился иллюминацией — жаль, я не видела.

Еще только восемь часов, а я уже ложусь. Мы заделали щели в окнах воском, стало куда теплее.

Любопытно, дядя Феш не забыл благословить их постель?

Четверг, вскоре после полудня, замок в Наварре

Чудесное утро провела сегодня с сыном. Показала ему мои розы и лилии, красивые каскады и пруды, очаровательные аллеи и новую грядку, на которой буду выращивать травы.

— Ты уже создала здесь рай, — похвалил он.

— Тут спокойно. — Честно говоря, я тут излишне обособлена, но не хочу тревожить этим Эжена. — И подумай только: никаких интриг.

— Хочешь сказать, тут нет клана Бонапартов? — уточнил он.

Даже новая императрица уже успела от них пострадать.

— Даже Августа, — признался мой сын. [162]

Воскресенье, 10 июня, Мальмезон

Наконец-то я снова в Мальмезоне. Тут тихо, если не считать отдаленного треска и шипения фейерверков. Большая часть моей прислуги — в Париже на праздниках в честь императора и императрицы. Слуги вернутся пьяные и веселые, я же к тому времени уже буду спать.

Мой друг, очень бы хотел Вас увидеть. Мне надо убедиться, что Вы довольны и здоровы.

Никогда не сомневайтесь в искренности моих чувств к Вам. Они останутся неизменными до самой моей смерти.

13 июня

Сегодня ровно в десять приехал Бонапарт. Растерявшаяся горничная направила его в сад, где я занималась розами. Я поспешила было навстречу, но вдруг остановилась: на нас смотрели.

Нет, я не плакала! Мы сели рядышком на скамью из резного камня и так провели более часа, говорили и говорили, как если бы ничего между нами не изменилось.

— Насколько я понимаю, принц Мекленбург-Шверин делал вам предложение? — поинтересовался Бонапарт.

— Кто вам сказал? — Я была тронута (и немало удивлена) этим предложением, но долго над ним не раздумывала.

— Так это правда? Мне кажется, вам надо согласиться.

— Он молод. Это было бы нечестно по отношению к нему. — В глубине души я по-прежнему чувствовала себя замужней и влюбленной в своего мужа.

По моей просьбе Бонапарт рассказал о том, что вызывает озабоченность в его отношениях с Марией-Луизой. Она пока еще не беременна.

— К сожалению, она очень ревнует меня к вам, — признался он. — Она огорчилась, узнав о вашем возвращении в Мальмезон. Сегодня мне пришлось ехать к вам тайком.

— Может быть, мне познакомиться с нею?

Мне бы хотелось, чтобы Мария-Луиза относилась ко мне как к старшей сестре, как к человеку, которому можно довериться и, возможно, чему-то у него поучиться. Я могла бы помочь ей. Рассказала бы, что император любит, а что — нет. Объяснила бы, как поддерживать его хрупкое здоровье, как умиротворять его, когда он приходит в дурное расположение духа.

— Это невозможно! Она во многих отношениях еще ребенок. — Бонапарт поднялся со скамьи и принялся нервно ходить туда-сюда. — И может быть, она права. Возможно, у нее есть все основания ревновать. Хорошо, что вы скоро уезжаете на воды.