Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Тогда прибыл гонец от государя. Два сына боярских стояли за его спиной.

– Состоялся суд над тобою и протопопом Сильвестром, – объявил гонец, переминаясь с ноги на ногу, – признан виновным ты в грехах против государя и державы, уличен в чародействе и измене.

Он вручил Адашеву бумагу, в которой были описаны все обвинения, и добавил:

– Велено взять тебя под стражу и никого к тебе не пускать. Далее будет решаться твоя судьба!

– Нет! Это ложь! Почему нас не вызвали в Москву на сей суд? Почему судили нас за спиной нашей? Отправляйся обратно и проси государя, дабы позволил мне приехать и ответить на все эти злословия вместе с теми, кто нас обвинил в этой грязной лжи! – разозлился Адашев, но дети боярские уже взяли его под руки.

– Не велено! – Гонец опасливо сделал шаг назад. – Под страхом смерти приказано держать тебя здесь под стражей до следующего решения государева!

Адашева повели к терему, в котором его поселили. Он шел, не мигая глазами, будто все еще не понимая того, что его ждет.

– Батюшка! Алексей Федорович! – раздался крик Мефодия. Он нес в подмышках две курицы и, увидев, как ведут Адашева, словно пленника, всплеснул руками, а курицы с кудахтаньем разлетелись в разные стороны. Слуга бросился к нему, но еще один сын боярский, схватившись за саблю, преградил старику дорогу.

– Эй, я клинком управляюсь не хуже тебя! – угрожающе протянул он. – Хочешь, проверим? Будешь кишки свои с земли собирать!

– Мефодий! Не надо! – осадил его Адашев и, обернувшись к гонцу, просил мягко: – Разрешите со слугой своим попрощаться! Как отец он мне всю жизнь был! Христа ради, дайте!

Руки Адашеву отпустили, и Мефодий тут же бросился ему в объятия:

– Что же? Что же, батюшка? Как же так?

– Ну, полно, полно! – Алексей вытер седовласому слуге слезы и улыбнулся. – Верю, милостив государь! Клевета боярская погубила меня, завистников много! Есть просьба к тебе последняя! Отправляйся в Псково-Печерский монастырь, найди там игумена Корнилия! Сей старец, когда мы Фелинн брали, приехал, окропил стены его святой водой, город загорелся, и мы взяли его той же ночью! Друг он мой верный! И государь прислушается к нему! Раз Макарий бессилен, может, Корнилий его вразумит! Отправляйся к нему и расскажи, что взяли меня под стражу из-за клеветы нечестивой! А потом езжай в Москву, найди там брата моего Данилу, пусть государь вспомнит великие военные заслуги его и не откажет ему в просьбе о пощаде моей! Езжай же, не теряй времени!

Оттолкнув Мефодия, словно боясь прощаться навсегда, Адашев сам направился к дому. Слуга же его верный остался стоять, растерянно глядя на терем, окна которого уже закрывали ставни – сделали настоящую темницу для Алексея Федоровича!

– Пора! Пора! – Мефодий бросился к конюшне, вскочил на своего лихого аргамака и вскоре покинул Дерпт, направившись в сторону Пскова…

Осенью пленного Филиппа фон Белля и его сподвижников, схваченных под Феллинном, было приказано доставить в Москву для встречи с царем.

До этого пленники содержались в Фелинне и с ними обращались с уважением. С пленниками подолгу говорили Петр Шуйский и Василий Серебряный. Бывало, сидели они все рядом, словно давние знакомые, а не враги. Часто Шуйский приглашал их к обеду за свой стол, но не позволял снимать с них кандалы.

– Государь знает, что фон Белль во время перемирия собирал войска и призывал орден к дальнейшей борьбе против нас. Не простят ему того, ежели не согласится он помочь установить выгодный нам мир на ливонских землях! – говорил Шуйский Василию Серебряному и сам уже понимал, что даже под страхом смерти фон Белль не согласится…

Пленные тевтонцы прибыли в Москву в день, когда выпал первый снег. Он лежал возле дорог, грязный, а под ногами лошадей и прохожих быстро превращался в мерзкую жижу.

Конь фон Белля месил копытами грязь, из носа его клубами шел густой пар. Громкие вороны тучей поднялись над Кремлем. Унылые стрельцы лениво отворили ворота. Пленных пропустили во двор.

Из дворца навстречу им вышел молодой человек, сразу заговоривший с пленными по-немецки:

– Слезайте с коней и ждите, пока государь позовет вас!

Рыцари спешились и остались стоять одни перед крыльцом. Коней увели. Стрельцы внимательно следили за пленниками со стен.

– Сколько теперь немцев на службе у царя, – прошептал комтур фон Гален. Он тер руки, тщетно стараясь согреть их.

– Долго еще нам стоять здесь? Сейчас бы от горячей похлебки не отказался, – говорил Христоф Зиброк и начал пристально оглядываться.

– Снова снег пошел, – глядя в серое небо, отозвался младший брат бывшего ландмаршала Бернт фон Белль и выпустил изо рта густую струю пара. Молча стоял лишь Филипп фон Белль, опустив голову. Всем видом своим показывал он, что смирился со своей судьбой.

– Братья, верите ли мне? – спросил он тихо. Остальные четверо тевтонцев прислушались к нему.

– Верите? – повторил он. – Мне, с кем шли в последнюю битву? Пойдете ли со мною, если даже уготована будет нам смерть?

– Нам терять-то уже и нечего, – хохотнул толстый комтур фон Белен, – даже перчаток нам не дали, сейчас пальцы отвалятся…

– Да они, верно, издеваются! – возмутился, вглядываясь в окна дворца, Зиброк. – Сколько нам еще торчать тут?

– Смирение, братья! Мы – рыцари! – сказал бывший ландмаршал.

– Хороши рыцари, – усмехнулся его младший брат, – без меча и доспеха…

– В оружии и облачении ли заключается рыцарство? – спросил фон Гален.

– Не время спорить о ерунде, братья! – прервал их Зиброк. – Может, в последний раз видим сегодня друг друга…

Так и стояли они впятером у дворца, пока не стемнело. Холодало сильнее, но их словно не думали впускать. Они, замолчав, стояли, перебирая замерзшими ногами, терли руки, пытались согреть лица. Лишь Филипп фон Белль, последний настоящий рыцарь, стоял, опустив голову и скрестив на груди руки, а идущий с неба крупный снег запорошил его плечи и голову.

Наконец, двери открылись, и рыцарей пропустили во дворец. Обрадовавшись теплу, они чуть ли не вбежали внутрь, но сопровождающие пленных стрельцы растолкали их и повели друг за другом, грубо и враждебно приказывая им.

Они вошли в светлую сводчатую палату, где среди бояр, уместившихся на лавках вдоль стен, на троне сидел царь. Вид его был мрачен, тяжелым орлиным взглядом изучал он каждого пленника. Царь был одет в богатый кафтан, на плечи накинут полушубок с пышным черным мехом, на голове – позолоченная шапка, отороченная соболем.

Возле царя стоял тот самый молодой немец, встретивший утром пленных. Видимо, готовился переводить.

Среди присутствующих фон Белль узнал одного дерптского епископа Германа фон Везеля. Старик являлся одним из правителей Дерпта, теперь же находился в плену у царя, но, видимо, был в чести у него, так как выглядел вполне свежим и здоровым. Но когда престарелый епископ увидел знаменитого ландмаршала фон Белля, обросшего бородой и волосами, измученного дорогой и пленом, на глазах старика выступили слезы.