Владимир Красильщиков - В начале будущего. Повесть о Глебе Кржижановском

Откладывал работу, подходил к барометру, щелкал по стеклу, но вороненая стрелка ни в какую не двигалась с отметки «Великая сушь».

С детства хорошо знал он народные приметы, знал, что по ним безошибочно предсказывают дождь, и жадно вглядывался в живой мир, прислушивался к нему. Но вороны не каркали, лягушки не прыгали, ласточки — экое окаянство! — парили в вышине, в мутном, прокаленном небе.

День за днем солнце садилось в безоблачно чистое, багряное марево. И по ночам над горизонтом вспыхивали зарницы далеких пожаров.

«Ох, не дай бог, полыхнет и у нас. Болота пересохли — одной спички, окурка довольно. А сколько вокруг людей недоброй воли, которые не хуже нас понимают, что значит здешний торфяник для «Электропередачи», для Москвы, для страны...»

«Пожар возник внезапно...»

Нет! Его ждали, боялись, и — вот случилось. Занялось ночью — сразу с трех сторон, и, вскакивая с постели, натягивая ставшую пунцовой в зловещих отсветах сорочку, Глеб Максимилианович успел подумать: наверняка не само собой занялось и не по небрежности...

Когда прибежали на горевший торфяник, там уже был Классон. Крупный силуэт его — болотные сапоги, брезентовый плащ с откинутым капюшоном — темнел среди синеватых курившихся язычков пламени.

Только теперь Глеб Максимилианович опомнился и понял, что в руках у него лопата: не растерялся все-таки, прихватил — и кстати!

Запыхавшийся Угримов, потом Круг, Башков, Близняк остановились рядом — копали ту же канаву.

Классон командовал всей обороной: распоряжался, кому куда стать, что делать.

Подвезли гидромонитор — и Роберт Эдуардович ухватил рукоять ствола брандспойта, хлестанул водой по огню, сбил пламя с одной делянки, с другой, направил струю на третью.

Но тут же на первой из-под шипевших, стлавшихся клубов пара вынырнул желтый язычок, разросся, взмыл голубым пламенем. Опять! Словно недра земли отрыгнули огонь, опять заполыхала, закурилась едким удушливым чадом земля.

Не дай и не приведи — пожар на болотах!

Не знаешь, где горит, где прорвется, куда перекинется. Трещит, завывает и сверху и в глубине. Были случаи, когда копавшие ров далеко впереди фронта огня вдруг проваливались и сгорали, словно в преисподней: из ямы в горящем сыпучем торфе никому еще не удавалось выбраться...

Гудит, курится под ногами земля. Дым щиплет ноздри, веки. Никак не вздохнуть. Все же выкопали канаву, почитай, на полсажени — заступ уходит с черенком.

Что такое?.. Почему дымится дно? Одевается золой, белеет пеплом... Шибануло из-под канавы... Прорвало искрящим свищом позади нее, дальше, дальше... Зря копали. Забежать! Опередить! Снова копать!

Глеб Максимилианович оглянулся: уже рассвело. Два костра-исполина бушевали за лесом, но казалось, так близко, что протяни руку — и обожжешься. В прозрачных, почти бесцветных смерчах огня вырывались к небу головешки, ветви, обугленные стволы. Ни птичьего гомона, ни запаха лугов. Только въедливая гарь, только треск — сухой, невозмутимый, мерный: «хруп, хруп, хруп».

Как будто из-под воды доносятся крики рабочих, окапывающих болото:

— Лошадь провалилась!

— Не ходите туда, не ходи-ите-е!

«Нет, самим нам не сладить».

— Роберт Эдуардович! Я — в правление...

И вот уже ладонь на рукояти знакомого дубового ящичка:

— Барышня? Немедленно телеграфируйте в Москву, Ленину, от председателя ГОЭЛРО. Да, да! Что тут непонятного? ГО-ЭЛ-РО... «Станция в величайшей опасности, мы не можем гарантировать ее бытие».

Теперь скорее погрузить в автомобиль драгоценные материалы Комиссии, отправить в Москву, пока дорога не отрезана пламенем, и — на пожарище.

Классон по-прежнему палил из своей водяной пушки.

Огонь рычал, шипел, прятался в облаках дыма и пара, прорывался в новом месте, но упругая вода настигала. Под ее непрерывным ударом торф потек в канаву.

Роберт Эдуардович отвернул ствол брандспойта, подбежал к канаве, зачерпнул в горсть липкую торфяную кашицу и поднес ее Глебу Максимилиановичу, словно уличая его:

— А все-таки именно в этом будущее. В этом!

Слова его прозвучали подобно утверждению Галилея «А все-таки она вертится!» и настолько неожиданно, что все тушившие огонь невольно рассмеялись, на мгновение позабыв, где они и что делают.

Довольный, захваченный радостью, Классон вернулся к монитору и стеганул по пламени с новой силой.

К вечеру два отборных карельских полка, посланные Лениным, пробились наконец сквозь огненное кольцо. С марша — в дело: пущены в ход саперные лопаты, топоры, плуги, прицепленные к артиллерийским передкам. Рядом с красноармейцами и рабочими всю следующую ночь до утра трудились на пожарище инженеры и профессора Государственной комиссии по электрификации России.

Подавили последний очаг, придушили тлевшие ветки, затоптали угольки и тут же рухнули на спасенный торфяник, теплый, пахнувший пожарищем. Полежали, помолчали, перевели дыхание.

— Хорошо бы закурить, — улыбнулся Борис Иванович Угримов.

— Я вам покурю! Я вам покурю! — Классон поднялся, погрозил пальцем.

— Мы осторожно. В кулачок, — упрашивал Глеб Максимилианович с притворным подобострастием. — А пепел в кармашек. — Достал портсигар, обрадовался: — Чудо! Сухие! — Угостил всех курильщиков. — А вот спички... У кого спички есть?

Спички у всех намокли.

— Где вы раньше были? — возбужденно шутил Кржижановский.— Раньше надо было прикуривать... Хоть бы один очажок оставили!.. Славно погуляли вы, друзья мои, на пленере! Подышали свежим воздухом! Пора и за дела. Только, скажу вам по секрету, сводный доклад будем писать дома, в Москве.

Опять работа, работа, работа.

О ней Глеб Максимилианович потом скажет:

— Девять месяцев Комиссия рожала план.

А пока... Ясно почти все для Северного, Центрально- промышленного, Донецкого, Уральского и Волжского районов.

Для решения главных проблем хозяйства и согласованности в работе всех сотрудников на пленумах Комиссии уже сделаны основные доклады.

Дальше, дальше! Не задерживаясь! Скорее!

Введена в действие временная станция в Шатуре, но не совсем удачно. Котлы, снятые с миноносцев на Балтике и с таким трудом доставленные, не желают «привыкать» к торфу.

— Почему? Как исправить? Что думает Винтер?

Ленин по-прежнему ни на день не выпускает из виду ГОЭЛРО, с пристрастием следит за каждым шагом, внимательно изучает информационные бюллетени Комиссии, делает пометки, чтобы не упустить важное, а иной раз и отчитывает Глеба Максимилиановича:

— ...до сих пор, в целых пяти №№ «Бюллетеня»... только «схемы» и «планы» далекие, а близкогонет.

Чего именно (точно) не хватает для «ускорения пуска в ход существующих электростанций»?

В этом гвоздь. А об этом ни слова.