Сергей Коняшин - Последний рубеж

За стеклом метнулись несколько неясных теней, и в шаткую дверь настойчиво постучали. Андрей спешно допил последние глотки горячей воды и снял дверной крючок. Каморку наполнили свежесть дождя и йодистая влажность морского ветра. Из широко растворённой двери шагнул сухощавый и узкоплечий капитан. На его изрядно промокшем, щеголевато перетянутом ремнём плаще стального цвета были видны новые полевые погоны. Следом за ним мешковато ввалились двое солдат в намокших плащ-палатках, из-под которых торчали направленные вперёд, словно они шли в атаку, стволы автоматов.

Капитан, деланно нахмурив огромные белёсые брови, вопрошающим взором обвёл обиталище слесаря ремонтного цеха, немного выждал, видимо, о чём-то размышляя, и громко спросил:

– Сержант Новицкий? Так ваша фамилия?

Только сейчас Андрей заметил в руке капитана матово блестевший парабеллум.

– Так точно! – оторопев от удивления и невольно округляя глаза, проговорил Новицкий. – В чём дело?

– Вы арестованы. Сдайте оружие, если оно у вас есть, и следуйте за мной… – процедил капитан тусклым и безразличным, словно выцветшим от многократного повторения, голосом.

В потухающем свете дня его заострённые скулы казались ещё более злыми и жёсткими.

Исхудавшее лицо Андрея покрылось меловой бледностью. Прямые брови сдвинулись над сузившимися и остро вперившимися в нежданных гостей тёмно-ореховыми глазами. Чёрные, давно не стриженные, немытые и нечёсаные волосы, прилипшие от пота к наморщенному лбу и вискам, слегка шевелились от пронизывавшего сквозняка. Он перебирал в тяжёлой от изнурительной работы и постоянного недосыпа голове разные варианты и не понимал, в чём дело.

– Я не могу долго ждать, сержант… – напомнил о себе капитан, для верности подойдя почти вплотную к Новицкому и ткнув его пистолетом в грудь. – У меня приказ.

Неторопливым жестом он протянул руку ладонью вверх. Андрей плавными, нарочито медленными движениями, не желая осложнять и без того непонятную ему ситуацию, достал из-под рваного матраца финский нож, много раз выручавший его, и, взяв за блестящее, остро заточенное лезвие, спокойно протянул вперёд костяной рукояткой капитану. Тот небрежно схватил финку, отдал одному из стоявших позади солдат и скомандовал:

– А теперь собирайтесь! Я провожу вас к полковнику Бурову.

После этих слов он подбросил парабеллум и, удобнее перехватив его, деловито втолкнул в кобуру. Новицкий смерил капитана полным отвращения взглядом – обычно так, по его наблюдениям, обращались с оружием немцы – и принялся натягивать на себя грязную потную, недавно снятую робу.

– Если у вас есть плащ, накиньте его. Там дождь… – подчёркнуто равнодушно добавил капитан.

Андрей лишь развёл руками, давая понять, что эта роба – единственная одежда, которая у него есть, и вышел за порог вместе с конвоем. Он молча шагал вслед за поскальзывающимся на мокрой глине капитаном, напряжённо вслушиваясь в звенящую тишину чёрного леса, слабый шелест капель по мокрым листьям и чавкающий топот сапог идущих позади него солдат. Короткие струи дождя, быстро смывавшие с ненастной хмари свинцового неба последний багровый отсвет заката, хлестали по лицу, не охлаждая головы, кипящей от растерянности и непонимания происходящего.

Его привели в штаб Новороссийской военно-морской базы и, широко отворив массивную, тяжело скрипнувшую дверь, втолкнули стволами автоматов внутрь. Просторное помещение было наполнено душной сыростью и запахом горячего железа – с наступлением осенних холодов топить здесь стали чаще. Под потолком тускло мерцали аккумуляторные лампочки, в пляшущем свете которых были видны многочисленные офицеры, сидящие вокруг стола Холостякова с напряжёнными и сосредоточенными лицами.

Обветренное крупное, с покатым морщинистым лбом лицо каперанга было обеспокоено. При виде вошедшего под конвоем Новицкого губы Георгия Никитича изогнулись в слабом подобии улыбки. Жестом Холостяков показал, чтобы арестованного посадили на стул у стены и, дождавшись, пока капитан и оба солдата усядутся рядом, обратился к сидевшему напротив него Бурову:

– Теперь, похоже, все в сборе, как вы и хотели, товарищ полковник. Продолжайте, мы внимательно слушаем.

– Итак, как я уже сказал, – сипло откашлявшись, заговорил Буров, – решением штаба Новороссийской военно-морской базы на десять часов утра сегодня в акватории Геленджикской бухты были назначены учения с целью отработки манёвров и стрельб. Боевой катер «Ленинец» принял на борт десять торпед, собранных в судоремонтной мастерской старшего механика Капустина и временно помогающего ему сержанта морской пехоты Новицкого. Ввиду непозволительно слабой для военного времени боевой подготовки находящийся в подчинении каперанга Холостякова экипаж катера не смог поразить неподвижную мишень, заякоренную возле берега, и выпущенная торпеда прошла мимо неё. Она выкатилась на сушу, ударилась о стенку расположенного в пятнадцати метрах от уреза воды дота, из которого за ходом учений наблюдали старшие офицеры, и, не разорвавшись, осталась лежать там.

Буров на мгновение замолчал, обводя собравшихся опухшими от бессонных ночей глазами и как будто подбирая слова для продолжения рассказа. Вялым движением он поправил съёжившийся китель, мешковато висевший на округлых плечах, и медленно проговорил:

– А дальше произошло то, за что некоторым из нас придётся отвечать по всей строгости законов военного времени. Едва несколько офицеров вышли из дота, чтобы осмотреть торпеду, она взорвалась. Два человека погибли на месте, ещё один несколько часов назад скончался в госпитале. С «Ленинца» сразу же был изъят и внимательно изучен нашими специалистами весь боезапас. Они установили, что в головной части семи из девяти неиспользованных торпед инерционный ударник имел весьма характерные, хорошо видимые невооружённым глазом признаки преднамеренной деформации, замедляющей взрыв. И во всех семи случаях – можете себе представить? – они были совершенно идентичны, а именно: растянута пружина сердечника. Исследование записей в журнале судоремонтного цеха показало, что эти семь торпед, равно как и первая, выкатившаяся на берег, были собраны только что доставленным сюда слесарем Новицким.

После этих слов Буров обернулся к нему. Белое, с дряблыми складками лицо полковника слегка дрожало. Небрежно пригладив взлохмаченные волосы, он с напускной вежливостью попросил:

– Расскажите нам, пожалуйста, товарищ сержант, что толкнуло вас на путь саботажа и диверсии?

– Здесь какая-то ошибка, честное слово! – заикаясь затараторил Андрей. – Я собирал все механизмы в точном соответствии с инструкциями Капустина. Он мне всё подробно показал и на первых порах даже проверял мои изделия. Не знаю, как такое могло получиться, товарищ полковник…