Сергей Коняшин - Последний рубеж

– «До конца года только в прифронтовой зоне», – процитировал Куников, видимо, так сильно задевшие его слова, что запомнил их наизусть.

– Понятно… – сказал Георгий Никитич, внимательно изучая бумагу. – Значит, командиром третьего боевого участка противодесантной обороны. Хорошо. Строго-то говоря, это и не совсем прифронтовая зона, – усмехнулся он. – Хотя есть у нас здесь, конечно, места и погорячее. Так что возможностей поберечь себя для больших дел в любом случае будет больше, чем у некоторых. Радуйся!

– Да чему же радоваться? – удивился Цезарь, в сердцах всплёскивая руками. – Я им русским языком говорил, что командовал батальоном. Просил их отправить меня обратно к моим ребятам. А они ни в какую, мол, в противодесанте ты нужнее. Так и не договорились. На том и уехал.

Мягкая лучистая улыбка, не покидавшая губ Холостякова с момента встречи, внезапно спала с помрачневшего лица.

– Нет больше твоих ребят, Цезарь… – через силу выговаривая каждое слово, понуро проговорил он. – Батальон почти полностью погиб в начале сентября у цементных заводов и был расформирован из-за невосполнимости потерь.

Добродушие схлынуло с лица Куникова. Он отвёл рассеянный взгляд от, будто виноватого, лица командира базы и посмотрел в окно. Гладкое, как зеркало, солнце выплавляло на серой воде Геленджикской бухты золотистую дорожку, которую больше никогда в жизни не увидят погибшие бойцы 305-го отдельного батальона морской пехоты. Слабые лучи просачивались сквозь широкие щели плотных маскировочных штор, контрастно очерчивая скудную обстановку кабинета.

– Как так получилось, Георгий Никитич? – наконец задал вопрос Куников, усаживаясь перед столом, медленно стаскивая с головы пилотку и нервно сминая её.

– Это я поставил их на Балке Адамовича в ту ночь… – решительно, без прелюдий, но так же через силу выговаривая слова, начал Холостяков.

Он обошёл свой стол, сел в жалобно скрипнувшее под ним кресло и, собравшись с мыслями, продолжил:

– Немцы почти с ходу заняли Новороссийск и рвались по Сухумскому шоссе на восток. Их нужно было остановить любой ценой. И этой ценой стал твой батальон, Цезарь. В тот момент у нас не было никого, кроме них. И они остановили фашистов. Пять дивизий Руоффа забуксовали на Балке Адамовича перед твоими ребятами, и то, что все мы здесь до сих пор живы, – только их заслуга. Слушая меня, ты сейчас, наверное, скажешь, что это так банально – рассыпаться в похвалах погибшим, но в моих словах нет ни капли преувеличения. Поверь! Твои ребята действительно спасли нас.

Но Куников думал не об этом.

– Не все же погибли, как я понимаю. Где сейчас те немногие выжившие – с отчаянием спросил он.

– Большинство – в противодесантных отрядах, кто-то – ещё в госпиталях, а двумя ребятами – новороссийцем Новицким и эстонцем Мэри – занялись особисты. Глупейшая история!

Георгий Никитич вкратце пересказал её и добавил:

– До сих пор сидят в кутузке энкавэдэ. Буров хотел расстрелять их обоих, но пока не может свести концы с концами в своём расследовании. Остаётся лишь надеяться, что и не сведёт.

– Чёрт знает что у вас здесь творится, если честно! – тяжело вздохнул Цезарь, явно ожидавший услышать после возвращения не такие новости. – Ладно, долой сантименты! Надеюсь, у тебя есть время? Введи меня, пожалуйста, в курс дела по текущей обстановке.

– Если вкратце, она катастрофическая, – неспешно проговорил Холостяков, на ходу размышляя, с чего бы лучше начать. – В руках немцев – весь Таманский полуостров и черноморское побережье до Новороссийска включительно. Таким образом, они надёжно блокируют Крым, имеющий для нас стратегическое значение, и полностью контролируют Азовское море. Наверное, излишне пояснять, какой это превосходный трамплин для последнего броска на Северный Кавказ, где наших заклятых друзей ждут не дождутся турки, пообещавшие вступить в войну, как только немцы захватят нефтепромыслы. И фашисты, которым после Кавказа уже снится вторжение на Ближний Восток, в Среднюю Азию и Индию, очень на это надеются. Поэтому, надо отдать должное их стратегическому чутью и упорству, активно обустраивают так называемую Голубую линию… – командир базы показал Куникову на карте густую сеть жирных зазубренных синих полос, протянувшихся от Ейска до Новороссийска. – На всём её протяжении, – пояснил он, – как минимум, три оборонительных рубежа. А если считать с отсечными позициями, её общая глубина даже в самой узкой точке превышает шестьдесят километров. С нашими нынешними ресурсами, Цезарь, у нас нет ни одного шанса прорвать её. Мы до сих пор из последних сил держим оборону на Балке Адамовича и с ужасом наблюдаем, как за этой линией немцы собирают мощнейший кулак. Наши возможности тают с каждым днём, а их – нарастают как снежный вал. Когда они почувствуют, что мы достаточно истощены, то ударят по-крупному. И, по-моему, уже никто здесь не строит иллюзий касательно наших возможностей выдержать этот новый удар.

– Какое сейчас соотношение сил? – спросил Куников.

– Смотри сам… – предложил Георгий Никитич, убирая разбросанные поверх карты бумаги. – Пять немецких дивизий, из которых непосредственно Новороссийск обороняют сорок шестая, девятая и семьдесят третья пехотные. Две другие прикрывают подступы. На всех направлениях фашистов поддерживают три румынские дивизии: пятая и девятая кавалерийские, а также третья горнострелковая. Последнюю, впрочем, партизаны бо́льшей частью держат на перевалах. Без них нам, конечно, было бы совсем трудно… – как будто с облегчением улыбнулся Холостяков и передвинул карандаш по карте дальше на восток по вершинам Маркотхского хребта. – Под Туапсе фрицы уже сосредоточили до десяти дивизий семнадцатой армии, обеспечив себе значительный численный перевес над обороняющейся на этом направлении нашей восемнадцатой армией Закавказского фронта. Как видишь, тут уже итальянцы, чехи…

– Вся Европа здесь, что ли? – горько усмехнулся Куников, перебивая в сердцах командира штаба.

– Почти вся, Цезарь… – тяжело вздохнул в ответ Георгий Никитич. – И, к сожалению, уже не только здесь.

Он вытащил из верхнего ящика стола другую карту и разложил её поверх первой.

– Это копия немецкой карты, добытой Мэри, – коротко пояснил командир базы. – Оригинал остался у Бурова как вещдок.

Куников рассмотрел на тщательно перерисованной штабистами копии две хищные синие стрелы, означавшие направления немецких ударов для захвата Кавказа. Одна из них проходила вдоль северных отрогов Главного Кавказского хребта до самого Баку со змеистыми ответвлениями на высокогорных перевалах в сторону Чечни. Другая – почти ровно тянулась вдоль черноморского побережья до Батуми и Тбилиси. Начиналась вторая стрела у Новороссийска. На карте Холостякова здесь, у Новороссийска, она и заканчивалась. Дальше немцы не прошли ни на шаг. А вот контуры первой, северной, стрелы почти совпадали на обеих картах.