Галина Колесник - Твердь. Альтернативный взгляд на историю средних веков

Но тут, в дыму и духоте, Отец Иоганн воззвал с почти человеческой страстью:

– «Dominus!«* …И повеяло бризом с реки и едва уловимой свежестью мирта… Пламя в светильниках побледнело, задышало ровно и умиротворенно, и высокий тенор Отца Иоганна повел уже широко и вольно: «Spiritus Sancti!«**

…………………………………………………………………………………………..

Отпевание близилось к концу. Звучали последние слова отходной молитвы…

И тут Эрвин скорее почувствовал, чем услышал, как скрипнула потайная дверь в глубине залы, кто-то бесшумно прошел по мягкому фарсейскому ковру и встал рядом с ним, по правую руку…

И все, о чем Эрвин сейчас, в эти минуты, молил Всевышнего, – свершилось!

Все золото мира! За этот тонкий аромат лепестков ночной фиалки, и терпкий привкус горечавки, – чуть-чуть, для оттенка, буквально, – две-три капли на флакон…

– «Говард!» – Он вложил в это слово всю многолетнюю боль, и всю свою невысказанную любовь!

– «Дядя, прости», – покаянный шепот Говарда стал для Эрвина наградой неоценимой, и рука Сына легла в его ладонь…

– «Прощайтесь с покойным!» – Отец Иоганн последний раз махнул кадилом и отступил, вытирая пот. В зале стояла духота, и тошнотворно-сладкий запах гнили. Тело разлагалось…. Говард прощался последним. Отец Иоганн ждал…

Говард подошел к нему, опустился на одно колено и преклонил голову.

– «Благословите, – прошептал юный барон, – Благословите, Святой Отец!»

– «Скромность твоя, Сын мой, превыше всяких похвал, – начал Отец Иоганн, – горе твое велико! Укрепи же дух свой молитвами, и Господь не оставит тебя милостью своей, Раб Божий!»

* Господи! (лат.)

**Дух Святой! (лат.)

– «Раб Божий?!» – переспросил Говард, поднимая на Святого Отца изумленные глаза. Отец Иоганн осекся и похолодел.

Говард поднялся с колен и, не отводя взгляда от иконописного лика священника, сказал тихо и четко: «Мой Бог не считает меня Рабом!»

…………………………………………………………………………………………..

Растерянный и подавленный покидал замок Хепбернов Отец Иоганн.

Слова юного Говарда жгли ему сердце. Первый раз за долгие годы служения какой-то дерзкий мальчишка заставил его душу усомниться в правильности выбранного им Пути. И непоколебимость Веры, и крепость Божественной Тверди, многие лета обеспечивающая ему Стойкость Духа, в мгновение ока дала трещину! И трещина эта разошлась посередине, и молниеподобный, грозный Лик Бога возник пред Отцом Иоганном воочию! И глас Всевышнего был самим громом небесным! И глас спросил: «Ты ли еще Раб мой?! Ответствуй!!!» Сердце Отца Иоганна затрепетало от радости великой, и он, оборотясь к Господу, ответствовал: «И ныне! И присно! И вовеки веков!!!»

…………………………………………………………………………………………..

Метаморфозу, произошедшую со святым отцом, никто из присутствующих не видел, но он сам повел себя странно и непредсказуемо…

Во-первых: Отец Иоганн деликатно, но твердо отказался от поминального ужина, объяснил, что сыт молитвами и манной небесной, – ведь она и есть та, единственная пища, для всякого раба божия…, а на Мадлену, явившую пред его очи корзину самых отборных яств, поглядел с легкой укоризной, – как смотрит отец на дитя неразумное. И даже головой покачал… И это было во-вторых…. В-третьих, и того хуже: огорченный и сбитый с толку поведением священника Эрвин, все-таки, вознамерился отблагодарить его за отпевание брата и, уже было, развязал мешочек с деньгами, но отец Иоганн суровым жестом остановил его и сказал, что никогда, нигде, ни у кого и ни при каких обстоятельствах, он больше не соблазнится презренным металлом! А ежели и соблазнится, то, – отсохни его рука!!!

Эрвин вздрогнул и мешочек с деньгами выронил.

Монеты золотым дождем удалили об пол и покатились, разлетаясь солнечными брызгами, в разные стороны!

Отец Иоганн усмехнулся, посветлел лицом и, попирая золото ногами, торжественно пошел к выходу…

…………………………………………………………………………………………..

С гулко бьющемся сердцем Эрвин отправился вслед за священником, но отца Иоганна уже нигде не было. Не было и ослика, привязанного у коновязи.… На негнущихся ногах барон доковылял до открытых ворот и вышел из замка на дорогу. Едва заметная фигурка священника с осликом готовилась расплавиться в жарком мареве горизонта, но не расплавилась, а, вопреки всему, разделилась на два совершенно самостоятельных объекта. Причем, один отец Иоганн, белым светочем воспарил к Небесам, а другой стал непотребно темен, словно, отягощенный мирскими заботами, и повернул в сторону Кведлина…

– «С ума сойти! – пробормотал обескураженный Эрвин, – Вот куда он сейчас направился: в Царствие Небесное? Или прямиком к Зулю?»

– «О Зуле уже можно не беспокоиться!» – кухарь Генрих подошёл и встал рядом, щурясь на горизонт.

– «Неужели свершилось!? Аллилуйя! – губы барона тронула презрительная усмешка, – Злой горбун отдал Богу душу! Но сам Сатана поднялся из Ада и перекупил ее у Всевышнего!»

– «Хорошо, если бы так, – Генрих задумчиво почесал заросшую скулу, – да только неделю тому назад отправил его Магистратус обратно в Аббатство, – живого и невредимого, правда, под конвоем!»

– «Ага! – вскричал Эрвин, – допёк он-таки Балька!»

– «Допек! Еще как допек! – веселился Генрих, – Магистратус ему: „Нету в Кведлине для тебя более никакой работы!“ Стало быть, и жалования, – Генрих свернул здоровенный кукиш, – На кося, – выкуси! А Зуль, как на грех, за последние пару лет к местному элю ух и пристрастился, – ну, прямо, в засос! Ха-ха! Он в кабачок к Франческе, а она ему: „Нету денег – нету эля!“ И чугунную толкушку с полки берет…. Вот тогда и пошел Зуль прямиком к казначеевому сынку, Отто Швайненбергу. Чего он там плел, – неизвестно никому, – только вечером того же дня были они оба совершенно пьяны, и под окнами Магистратуры допоздна кривлялись, да всякие мерзости кричали! Казначеев-то сынок отделался домашним арестом, а Зуля в двадцать четыре часа выставили вон из города! А когда повозка с палачем выехала за пределы Кведлинских земель, и на небе стали собираться тучи, Магистратус поднялся на холм, скрестил руки на груди, и произнес одно только слово…»

– «Сгинь! Исчезни! Или прощай!? – засмеялся Эрвин, – у меня больше нет вариантов!?

– «Нет, не угадали, – Генрих понизил голос до шепота, – Магистратус сказал: „СДЕЛАНО!“ И грянул гром! И разверзлись Небеса! Гроза бушевала до полуночи, а к утру распогодилось, и наши мальчики вернулись!»

– «Ни грома, ни грозы, – ничего не слышал, – прошептал барон, и глаза его наполнились горечью, – последняя ночь с братом…»

Эрвин судорожно вздохнул, развернулся и, более ни слова не говоря, зашагал к замку…

…………………………………………………………………………………………..