Галина Колесник - Твердь. Альтернативный взгляд на историю средних веков

«Эрвин, родной.., – обескураженный Альберт потянулся к другу… Глаза их встретились, и Эрвин молча прижал его к себе… И, счастливый Альберт, уже лежал головой на плече барона, слушал биение его сердца, и, всё говорил ему, говорил о чём-то, несомненно сокровенном.., и никак не мог остановиться…

Утренняя прохлада остужала ум воспалённый… Слова становились всё тише, всё покойнее, – переходя в бессвязный лепет, и, наконец, бормотанье…

Руки разжались. Голова упала на грудь. И Альберт затих…

Эрвин поднялся с колен, и внимательно вгляделся в его лицо. Альберт спал…

Таяла последняя утренняя тишина, – и уже летел, уже торопился с востока новый день! Солнце лизнуло порог, – и в тот же миг дверь распахнулась, и проснувшийся Альберт увидел на пороге Эрвина…

Эрвин бесшумно проскользнул в комнату, и опустился в кресло напротив.

«Тихо. Тихо… Везде тихо…» – зашептал он, оглядываясь на дверь, – «Обошёл замок!… Спят! Спят! Все спят! Не понимаю…»

Эрвин внезапно замолкает, болезненная судорога искажает его лицо, и глаза становятся траурными, незрячими…

Знает Альберт! Знает! Не то тревожит барона, что дело к полудню, – а люди в замке спят сном беспробудным, а то, – что ночью прошедшей, палачом невольным, – не желая того, стал он для своего брата! И давит этот груз! Давит непомерно! И НОЧЬ тянется ВЕЧНОСТЬ… – безлунна, и безлика… И уже не мёртвый брат видится барону в ВЕЧНОЙ ТЕМНОТЕ.., а та, та единственная, которой он обещал…

И грезит, грезит наяву несчастный барон… И шепчут его губы, шепчут заветное, – «…Мы уйдём туда, – где красные горы, и зелёный лес… Где солнце тает за горизонтом… А с небес опускается лунная дорожка, – только для нас двоих!»

«Прости, прости…» – бормочет барон, и кивает в темноту перед собой… и не понятно, – у кого он хочет вымолить прощение…

«Мина! Мина!» – бередит его сердце Альберт… Но губы Эрвина уже шепчут другое…

«Какая странная ночь…» – голос барона едва различим, – «Какая страшная ночь!»

«Смотри же, Альберт, смотри!» – манит его Эрвин, поднимаясь с кресла, и сам уже смотрит туда, где на широкой кровати, в скомканных простынях лежит мертвец…

«Гедерик умер…» – следуя его взгляду, Альберт не выдерживает, и отворачивается: лицо покойника неузнаваемо и страшно!

Но Эрвин уже тянет Альберта к постели брата!

«Глаза! Глаза! Его глаза!» – Эрвин хрипит, склоняясь над Гедериком, – «Чёрт знает, что он увидел в минуту своей смерти!»

«Вот, вот!» – прыгает в голове у Альберта, – «Я и сам, чуть было не умер в нём!»

Эрвин морщится, как от зубной боли, машет рукой в сторону развороченного камина. «Вот это сила! Ай, да сила!» – шепчет он восхищённо, и безумие полыхает в его глазах, – «Как тебе это нравится, а?!»

Мрачный Альберт неопределённо пожимает плечами, и пятится назад.

«Ещё не всё!» – голос Эрвина дрожит, падает до шёпота, и сам он уже наклоняется к полу, – «След пепла! Полюбуйся, Малыш!»

«След Человека в Чёрном!» – мысленно поправляет его Альберт, наблюдая узкую, серую дорожку, струящуюся по каменным плитам, от камина, к кровати Гедерика…

…Стало тихо. И в этой, покойной тишине, Эрвин вернулся в кресло в кресло, и поманил к себе Альберта…

«Дрова не прогорели, а камин погас…» – поглядывая на друга, барон покусывал губы и хмурился, – «Бумаги исчезли! Гедерик мёртв…»

«След пепла»… – тихо подсказал Альберт, и усмехнулся, – «Ты больше ничего не забыл?»

«Мне не понятна твоя ирония, Малыш!» – с горечью молвил барон, щурясь на Альберта, – «Так, что же я забыл, мой мальчик?»

«А ты забыл»… – Альберт выждал паузу и, насладившись озадаченностью Эрвина, загадочно изрёк, – «Забыл попросить объяснения происшедшему!»

«У кого, умник!?» Скрипнуло кресло… Эрвин придвинулся поближе и, заглядывая Альберту в глаза, гневно прошептал, – «Уж, не у тебя, ли!?»

«У меня!» – спокойно ответил Альберт, – «Той ночью, я был не только на лугу, я был в этой комнате, в теле Гедерика. Я всё видел его глазами. И я всё тебе расскажу!»

«Крестьянский мальчик… да!?» – растерянно хмыкнул Эрвин, – «Слышал бы тебя сейчас мой брат!»

«Я расскажу…» – тихо повторил Альберт… И рассказал!

«Человек в Чёрном!?» – морща лоб, повторил барон вслед за Альбертом, -«А не приметил ли, ты в нём какую-нибудь особенность, Малыш?»

«Особенность?» – удивлённо переспросил Альберт, и обиделся, – «Человек из огня вышел! Вот тебе, – и особенность!»

«Разумеется!» – холодно перебил Эрвин, – «И всё-таки!?»

…Альберт тяжко вздыхал, ёрзал в кресле, тёр переносицу, пытаясь заново воссоздать образ Ночного Гостя…

Эрвин ждал.

«Нет! Не помню!» – Альберт обречённо уронил руки… и вдруг замер.

Барон перестал дышать…

Но губы Альберта уже ожили, готовясь исторгнуть новый звук! И СЛОВО уже билось в преддверии! И ветер, пришедший с ТОЙ стороны, ударил в окно, – помогая! И окно распахнулось! И состоялось РОЖДЕНИЕ!

«Саламандра!» – изумлённо выдохнул Альберт, и стремительно подавшись вперёд, накрыл своей ладонью пальцы друга!

«Саламандра!» – повторил он вдохновенно, – «Как на твоём перстне!»

«Бессмертная Дева Саламандра!» – тихо молвил Эрвин, – «Она и мой ангел-хранитель…»

«А Человек в Чёрном?» – беспокойно поглядывая на камин, прошептал Альберт.

«Это – один, из семи стражей её Храма!» – снисходительно буркнул барон, и лукаво добавил, «И ОН, – не Человек!»

…И, тут же, вослед словам барона, – задрожал, завибрировал, сдавленный каменными стенами воздух! И, расплескавшееся по полу, солнце сгустилось, – собираясь в огромный, огнедышащий шар! И вот, уже летел этот шар, разбрызгивая искры! Летел через всю комнату! Летел, – и падал в камин!

И, в тот же миг, подожжённые солнцем дрова, – заполыхали дружно и весело!

Пепельная дорожка ожила и, сухо шелестя, уползла в камин…

Чугунная решётка поднялась, сама по себе и, качнувшись раз, другой, – прочно встала на своё место, прикрывая огонь.

А, пролетевший по комнате ветер, – расправил смятые простыни на постели Гедерика, и закрыл его глаза, и умиротворил лицо…

Полуденное солнце вкатилось в обновлённые покои… и, вослед ему, на дворе осатанело загорланил петух!

Альберт протёр глаза, и удивлённо огляделся.

«Старик Люмпе проспал рассвет – пробурчал Эрвин, потягиваясь в кресле, – «Вставай Малыш, – у нас сегодня много дел!»

Часом позже на флагштоке главной башни замка взлетел и, разворачиваясь, затрепетал на ветру черный траурный флаг с фамильным гербом Хепбернов, – и, союзно с ним в городе, в церкви Святого Иоанна, дважды ударили в колокол…

«– Ну что такое? – сердито забормотал Магистратус Бальк, ворочаясь в кресле, – неужели кто-то умер? И обязательно сегодня?! И непременно в этот час?! Когда я…»