Александр Вендеров - Химутка

Спас-Вилки стоят на горе, в самом высоком месте Смоленско-Московской возвышенности. Когда подъезжаешь к Спас-Вилкам, эту деревню издалека видно, в некоторых местах за десять вёрст. В центре деревни находится Прогон – место, через которое гоняют коров на пастбище, а за северной околицей – гора Жуковка. Обычный моренный холм, которых в том краю много, давно распаханный и используемый под зерновые культуры.

В первые дни посевной бригадир Иван Никитин отправил Петю Крюкова пахать на тракторе гору Жуковку под пшеницу. Пете уже девятнадцать лет, но в армию его в прошлом году не взяли: колхоз попросил военкома оставить юношу ещё на год в деревне, поскольку рабочих рук не хватало. А нынешней осенью он вместе с восемнадцатилетними парнями уйдёт служить. Мужчины, не занятые на скотном дворе, отправились пахать на лошадях. И сразу была видна разница в производительности труда между техникой и животным.

Должностей в колхозе, за исключением руководства и квалифицированных сотрудников, не было. Куда бригадир пошлёт, то делать и придётся. Паше Вендеровой в эти дни досталось сеять рожь к югу от деревни, недалеко от болота под названием Тухлый угол. Сеялки стояли там же, где и трактор, – на зерноскладе напротив детского сада, что устроили в доме Николая Иваныча. Приходила Паша на склад чуть свет, носила вёдрами зерно из хранилища, засыпала это зерно в сеялку и запрягала двух коней – белого Венчика и серого в яблоках Прогресса. Венчик – это тот самый конь, которого Паша и Иван в тридцатом году отдали в колхоз. Теперь в ходу новая поговорка: «Всё вокруг колхозное – всё вокруг моё». Однако существует и старая поговорка с принципиально иным значением: «Своя рубашка ближе к телу». И если актуальная в нынешнее время общественная мораль велит относиться ко всей скотине одинаково, то культурные установки, выработанные веками и впитанные со всем опытом предков, побуждают людей обходиться со своими животными, хотя бы и бывшими, иначе, чем с остальной животиной.

Венчик выглядел уставшим и даже заморённым. Известное дело – посевная сейчас, а на общественном скотном дворе уход далеко не такой, как на личном подворье. Паша, запрягая Венчика в сеялку, подошла к нему:

– Венчик, тяжело табе? Вижу, што замаямшись, бедный. На-ка горбушечку, подкрепися.

Конь взял хлеб тёплыми мягкими губами и принялся жевать, а Паша гладила его по морде и любовалась умными глазами. Вот такие-то минуты и не дают нам забыть, что мы люди! И как раз по той причине, что мы люди, надо горбушечку и другому коню дать. Прогресс порадовался угощению, а Паша и его приласкала. Однако солнышко уже высоко поднялось – время на работу ехать. И повела Паша коней в поле к Тухлому углу.

Как-то раз бригадир Иван Никитин дал Пете, сыну Ириши, и его другу Вите задание чистить коровник и свинарник. Петя парень работящий, а Витя, прозванный в Спас-Вилках Артистом, – не очень. Не по душе ему было выполнять грязную и тяжёлую работу, зато у Вити были другие дарования: мог изобразить кого угодно, грамотно и выразительно писал и обладал идеальным музыкальным слухом. И вот картина: Петя чистит навоз добросовестно, а Витя работает вполсилы, всё больше на перекур ходит и мелодию на гармошке подбирает. Потому бригадир и не засчитал ему трудодень. Витя как будто и не расстроился вовсе:

– Мене, дядь Вань, ето усё равно. Я осенесь у арьмию по́йду, а как отслужу, поеду у Москву на арьтиста учиться.

– Ох, балабол! Ты как тунеядец у исправительную колонию поедешь, а не у арьмию. Ну какой с тебе арьтис? Оне знаешь какие работящие!

– Ты мене, дядь Вань, колонией не пужай. Я усё одно енто говно чистить ня буду.

– Будешь как миленький! Не на таких управу находили.

– А я про тебе у районной газете «На колхозной стройке» фельетон напишу.

– Поговори мене ещё тут! Напишеть он! Я твому батьке скажу – он табе на заднице хлудцом кой-чаво напишеть.

Вот и поговори с таким работником! Петьке и обидно, что он большую часть работы выполняет, и Витю, с другой стороны, понять можно. Талант у человека, а когда талант, нет охоты заниматься навозом. Поэтому после работы он подошёл к Ивану Никитину и попросил:

– Дядь Вань, а, можеть, Витю поставить какую стенгазету писать, а мене кого другого дать у помощники? Усё равно от яво мало толку у коровнике, а он говорить красиво умееть и напишеть чаво надо. Нихто больше так не умееть!

– Ох, Петька, добрая ты душа. Такие вот арьтисты на табе усю жись ездить будуть. Ладно, бери кого захошь, а я Витьку заставлю такую статью про наш колхоз написать, штоб у «Колхозной стройке» её напечатали и штоб гордось за Спас-Вилки была бы.

– Спасибо, дядь Вань!

– У арьмию пойдёть – можеть, хучь там с яво чалавека сделають. Хотя понимаю, што парень башковитый.

Пока Петя с Витей Артистом чистили скотный двор, Ириша с Зиной, сестрой Пети, это самое удобрение отвозили на Китаву́шку, где после Первомая планировалась распахать землю под картошку. Китавушка – это большое поле к западу от Спас-Вилок, по дороге в Титово, и там из года в год картошку сажают. Возить сырой навоз – это тоже, знаете ли, не из лёгких работа. Хоть и не на себе везёшь, а на лошади, а за день наломаешься. Да и саврасая кобыла была самой заурядной. Откуда ей силы взять после долгой зимы?

Ну, слава Богу, отработали – вечер наступил. Зина отправилась к себе на Заречину, а Петя с матерью пошли домой. Химутка сидела на завалинке, греясь в лучах вечернего солнца. Давно она так сидела, уже не первый час. Видела, как по деревне ходили люди, ездили телеги, раза два или три проехал трактор с сеялкой, да только всё это её мало увлекало. Глубокая старость такова, что человек обращается к своим воспоминаниям больше, чем к сегодняшнему дню. Вспомнила, как работали на барина лет семьдесят пять назад. Она ещё в девках, ей только шестнадцать лет. Подносили с подружками зерно, которое засыпали сеятелям в лукошки. Сеять доверяли только взрослым мужчинам: наполненное семенами лукошко, что с помощью лямки перекидывают через плечо, очень тяжёлое. Идёт мужик по свежей пашне и зерно разбрасывает. Сеялок на гужевой тяге тогда не было, да и сейчас, как говорили сноха и внук, не хватает – частенько ещё эту работу выполняют вручную.

Тот давний апрель тоже был сухим и светлым. Носили они с подружкой Фросей Даниловой зерно из амбара на берегу Яузы 7 7 Имеется в виду река Яуза – приток Гжати, по современному административно-территориальному делению расположенная в Гагаринском районе Смоленской области в поле. Воробино было маленькой деревней дворов в пятнадцать, протянувшейся в один посад вдоль Яузы. Фрося была на год младше Химутки. И вот несут они вдвоём мешок ржи, а работать не хочется – гулять охота и хороводы водить. Остановились передохнуть. Фрося тогда мечтательно посмотрела в лазоревое небо и проговорила: