Константин Стерликов - Кара Булганака. Роман

– Слышишь что-нибудь? Я —нет… Может, зря мы переполошились? Камень упал просто, ветер только шумит, и песок сыплется, и птица неугомонная смолкла! Надо посмотреть…

– Нет, Николай Александрович! Ждем… На нравится мне это затишье. Немец тоже не дурак стал, как к катакомбам подкрадываться. Научился, стервец!

– Ладно, посидим еще немного, потом я осторожно схожу… Если что ты здесь есть! В качестве 2-й линии обороны. Как уже заебало на одном месте сидеть, хочется уже взорваться, взлететь, шарахнуться головой об стену, пробить каменный панцирь и вырваться наружу, вспорхнуть как птица, та, что на воле сейчас курлыкала! Когда блять, эта подземная эпопея уже закончится? Замучила до остервенения! Как раньше воевали…

– Тихо! К нам гости…

– Да где? Я ничего не вижу!

– Вон, гляди там слева…

У входа проскользнув, ложится тень. Раздаются приглушенные голоса…

– Пожаловали, суки! – хрипит Кагин, чуть кашляя, и взводя курок трофейного парабеллума, – Милости просим, баварцы ебаные! Сейчас отхватите, как положено!

– Не торопитесь! – одергивает Устрицкий, – Пусть залезут… Чтоб наверняка!

В узкий пролом просовывается грузная фигура, перекрывая свет… Становится сразу непроглядно темно. Слышны только звуки осыпающегося камня и глухая возня. Потом словно что-то падает и начинают нервно мелькать лучи фонариков, ища что-то осязаемо знакомое, хоть какую-то опору в непредсказуемом царстве мрака. Доносится металлический лязг оружия и мягкая поступь…

– Вот теперь пора! – выдыхает Устрицкий, – Самое время для охоты…

Длинная пулеметная очередь громом разрывает давящую тишину подземелья. Огненные молнии прошивают мрак и бьют по камням у входов. Раздаются крики проклятий, резкая ругань, лучи фонарей мечутся, кто-то падает скошенный метким огнем, кто-то вопит от ран.

В ответ несутся несвязные хлопки винтовочных выстрелов…

Устрицкий яростно вжимает курок, сотрясаясь отдачей в бешенном темпе, вышибая сноп пламени.

Кагин разряжает весь магазин, вставляет другой. Немцы быстро скрываются, втаскивая назад убитых или раненых…

Устрицкий прошивает для профилактики пустое «окошко» входа, и быстро меняет диск. Опять повисает тяжелая хищная тишь…

– Спрятались, курвы! – зло смеется Кагин, отхлебывая из фляжки, – Как думаешь, Боря, еще полезут? Один раз хапнули, за второй порцией пойдут? Мы еще отвалим…

– Сейчас все увидим!

У входа раздаются непонятные звуки и вновь стихают.

– Ушли что ли? – поднимается Кагин, – или…

Взрыв гранаты не середине прохода ослепляет и рвет слух… Осколки камня и металла прожигают черное пространство коридора.

– Ага! Значит так, – Устрицкий выглядывает из-за заградительной стенки, когда оседают клубы едкой пыли, – нет, это против нас бесполезно, господа арийцы! И расстояние не то для размаха броска и камни у нас крепкие! Можете хоть ящик забрасывать, олухи!

В проеме появляется несколько темных силуэтов… Сержант мгновенно давит на спуск и пулемет бьется в неистовом ритме, выпуская росчерки огненных трасс… Сверху летят крики, кто-то опять тучно падает и вспыхивают редкие беспорядочные выстрелы в ответ…

Вниз скатывается еще несколько гранат, разрываясь недалеко от входа, сотрясая стены сумасшедшим свистящим вихрем, и обваливая небольшой участок тоннеля.

Устрицкий отвечает короткими очередями по мелькающим теням у прохода снаружи. Фашисты стреляют наугад, все реже… Видимо или отступая, либо меняя позицию.

– Ну все! Я им сейчас покажу, что такое 510 отдельный зенитный дивизион! – вскакивает Кагин и устремляется вперед по склону, – Побегут как зайцы!

Политрук, спотыкаясь и соскальзывая на обломках камней, достигает выступа скалы, рядом со входом и прицельно всаживает в темную копошащуюся в оврагах массу, пулю за пулей, из пистолета…

– А! Свиньи баварские, получайте! – кричит разгоряченный комиссар, – Все здесь сдохнете!

– Комиссар, назад! – кричит Устрицкий, – Ты на линии прямого огня! Уходи оттуда!

Фашисты простреливают черноту прохода, пули рикошетят, взвизгивая по скалам, но скоро стихают, понеся потери. Все замирает в неопределенной паузе. Неясно будет ли какое-то продолжение. Лишь ветер заунывно влетает в беспредельную темноту подземелья…

– Все! – выдыхает Кагин, – Дрогнули! Непобедимая армия Европы! Смылись… Только хвост мелькает в скалах! Приходите еще, скоты убогие! Свинца на всех хватит!

– Что там? – кричит Устрицкий, – Их видно? Или они переместились?

– Аллес! Ни хрена больше никого… Трупаков подобрали видимо и на «хаузе» свои подались, раны зализывать… Еще один бой – наш!

– Хорошо! Спускайся уже, Николай Александрович! От греха…

– Полагаешь, скоро попрут снова? – политрук чинно и медленно ступает вниз, перескакивая по обломкам скал, – Или минометами рвать начнут?

– Не то, не другое, – гулко снизу отзывается Устрицкий, – вход маленький, смысла нет. Сегодня возьмут на прицел, а завтра завалят камнями, замуруют наглухо… Как они всегда делают с небольшими подземными дырами. Их логику просчитать достаточно просто!

Примитивные варвары… Все мысли прямолинейны, без узоров и отклонений! Полагаются на силу техники и численное превосходство. Это их и погубит.

– Значит, на сегодня представление закончилось? – покачивается охмелевший от боя и спиртного, комиссар, размахивая разряженным пистолетом, – Снимаем маски, опускаем занавес? И музыка сержанта Устрицкого стихает….

– Вроде того! – улыбается Устрицкий, – Иди уже, отдохни, поспи, товарищ комиссар, на сегодня свой долг ты точно выполнил! Фрицев разогнал…

У нас впереди еще сражений немеренно.

– Ладно, будь по-твоему, Боря! Я и вправду, утомился слегка. Может, усну… Черт! Трофеев нет, жалко… Все с собой гансы утащили, даже брошенного патрона нет. Мой парабеллум пуст…

– Ничего! В оружейной найдем! Пополним боезапас… Я тоже, почти все расстрелял. Сейчас Азаров подойдет, веселее будет.

– Ну, тогда, бывай, до встречи! Я потопал, сейчас провод запалю и вперед с горящим огоньком! Держись Боря, увидимся!

– Удачи, Николай Александрович! – вытирается пилоткой Устрицкий, – Я еще побдею в подземном храме…

В громадном черном пространстве мрака и камня движется маленькая мерцающая точка, то появляясь, то исчезая… Живой огонек, упрямо продирающийся через оскалившуюся пучину Тьмы. Как светлячок в смоляной ночи, он неровно мелькает в поисках верного пути. Среди холодного могильного безмолвия нависающих глыб катакомб, он кажется чем-то искрящимся нереальным и абсолютно неприемлимо враждебным, этому царству вечного Мрака. Непонимающее, светящееся смутное пятно дерзко и самозабвенно вторгшееся, будто обречено… Словно еще мгновения и он потухнет – настолько несопоставима зависшая беспредельная масса причудливо изломанного камня и порывисто колышущееся от подземного ветра пламя, как знамя, случайно попавшей сюда жизни. Сколько ему еще осталось?